- Не желаете ли чаю испить? – обратилась она вежливо ко всем и ни к кому конкретно.

Девица помрачнела еще больше, верно, живо представив себе посуду, из которой придется потреблять рекомый чай. А кузен ее отложил книженцию и кивнул благосклонно.

- Учись, Дуся, - произнес он, когда на откидной столик скатерочкой лег белый платок, ко всему еще и расшитый незабудочками. – Путь к сердцу мужчины лежит через желудок…

На платочек стала фарфоровая тарелочка с пирожками, и другая, где горкой высились творожные налистники, рядом лег маковый пирог…

- Ах, какие ее годы, - панна Зузинская от этакого нечаянного комплименту зарделась по-девичьи. – Все придет, со временем… вы пробуйте, пробуйте… пирожки сама пекла…

Себастьян попробовал, надеясь, что поезд не настолько далеко от Познаньску отбыл, чтобы уже пора пришла от пассажиров избавляться. Пирожок оказался с капустой да грибами, явно вчерашний и отнюдь не домашней выпечки, скорее уж из тех, которые на вокзале продавали по полдюжины за медень.

- Вкусно, - пану Сигизмундусу этакие кулинарные тонкости были недоступны, разум его смятенный занимали проблемы исключительно научные или же на худой конец, жизненно-финансовые. И оный разум нашептывал, что отказываться от дармового угощения неразумно.

Евдокия пирожок пробовала с опаской.

Но ела, жевала тщательно…

- А что, позвольте узнать, вы читаете? – панна Зузинская сама и за чаем сходила.

Принесла три стакана в начищенных до блеску подстаканниках.

- Сие есть научный труд по сравнительной морфологии строения челюстей упыря обыкновенного, - важно произнес Сигизмундус и, пальцы облизав, потянулся за новым пирожком.

- Как интересно! – всплеснула руками панна Зузинская. – И об чем оно?

- Ну… - труд сей, как по мнению Себастьяна являл собой великолепный образец научного занудства высочайшей степени, щедро сдобренный не столько фактами, сколько собственными измышлениями вкупе с несобственными, к месту и не к месту цитируемыми философскими сентециями. – Об упырях…

- Да неужели? – пробормотала Евдокия и, во избежание конфликту, самоустранилась, переключив внимание свое на маковый пирог.

Ела она медленно, тщательно прожевывая каждый кусок, чем заслужила одобрительный взгляд панны Зузинской.

- Женщине незамужней, - сказала она, на миг позабыв и про книжку, и про упырей, - надлежит питаться одною росиночкой, аки птичка Ирженина…

Правда, потом вспомнила про голубей, тварей доволи-таки прожорливых, и вновь обратилась к Сигизмундусу.

- Значит, нонешняя наука и до упырей добралась?

- А то, - Сигизмундус загнул уголок страницы. – Упырь, чтоб вы знали, панна Зузинская, это вам не просто так, человек прямоходячий сосучий, это – интереснейший объект для наблюдений!

Говорил он, не прекращая жевать, и пирожки один за другим исчезали в ненасытной студенческой утробе. Панна Зузинская мысленно прикинула, что этак ей для сурьезного разговору может и ресурсу не хватить.

- Упыри бывют разные. Вот пан Лишковец, - Сигизмундус поднял книжицу, взывая к академическому авторитету ея автора. – Утверждает, что собственно упырей имеется семь разновидностей. Иные, конечно, относят к упырям и валохского носферата, но по мнению пана Лишковца сие неразумно ввиду полной мифологичности означенного вида…

- Вы так чудесно рассказываете… - панна Зузинская подвинула корзинку с недоеденными пирожками поближе к студиозусу. – Я и не знала, что их столько… а у вас, значит, только кузина из всей родни осталась?

Сигизмундус кивнул, поскольку ответить иначе был не способен. Рот его был занят пирожком, на редкость черствым, с таким сходу не способны были справиться и тренированные челюсти Сигизмундуса.