Алина заглянула в кошелек. Там лежало несколько мятых купюр и горстка мелочи – ровно столько, чтобы хватило на хлеб, молоко и самый дешевый кефир на завтрак. На пирожное денег не было. Совсем.

– Солнышко, давай не сегодня, хорошо? – Алина присела рядом с дочкой, стараясь говорить мягко, но чувствуя, как внутри всё сжимается от стыда и бессилия. – У нас дома есть печенье. А это пирожное… оно, наверное, не очень вкусное.

Кира надула губки, её глазки наполнились слезами обиды.

– Вкусное! Ты всегда мне раньше покупала всё, что я хочу! А теперь нет! Ты меня больше не любишь?

Удар был прямо в сердце. Алина с трудом сдержала слёзы.

– Глупенькая моя, конечно, люблю! Больше всего на свете! – она крепко обняла дочку. – Просто… просто сейчас нам нужно немножко экономить. Но я тебе обещаю, как только смогу, я куплю тебе самое-самое красивое и вкусное пирожное на свете. Хорошо?

Кира шмыгнула носом, но кивнула, уткнувшись ей в плечо. Алина поднялась, взяла её за руку и повела прочь от соблазнительной витрины, чувствуя себя худшей матерью на свете. Невозможность купить ребенку простое пирожное – это было еще одним унизительным штрихом к её нынешнему положению.

Или та встреча в метро. Она ехала с работы, уставшая, в своей мешковатой куртке, когда в вагон вошла Ольга – одна из «подруг» её прежней жизни, жена партнера Дениса по какому-то из его прошлых, еще не таких амбициозных проектов. Ольга была в элегантном пальто, с дорогой сумкой, от неё пахло успехом и беззаботностью. Их взгляды встретились. На лице Ольги промелькнуло узнавание, потом – плохо скрываемое изумление и… брезгливость? Она быстро отвела глаза, сделав вид, что не заметила Алину, и прошла в другой конец вагона. Алина почувствовала, как краска заливает её лицо. Она опустила голову, пряча взгляд, и вышла на следующей остановке, хотя ей нужно было ехать дальше. Было невыносимо находиться в одном пространстве с этим призраком её благополучного прошлого.

Даже дома, в их тесной комнатке, не было полного покоя. Соседка по кухне, молчаливая и угрюмая пенсионерка тетя Зина, вечно была чем-то недовольна. То Алина слишком долго занимает плиту, то Кира слишком громко смеется в коридоре, то на общей полке в холодильнике её скромный пакет молока «занял чужое место». Мелкие бытовые конфликты выматывали, добавляя горечи в и без того безрадостное существование.

Но были и проблески света. Редкие, но оттого еще более ценные. Когда Кира засыпала, положив свою маленькую ладошку ей на щеку. Когда дочка рисовала смешных человечков и с гордостью дарила ей «портрет мамочки». Когда они вместе читали старую, зачитанную до дыр книжку сказок, и на несколько минут Алина забывала обо всем, погружаясь в волшебный мир, где добро всегда побеждает зло. Эти моменты давали ей силы держаться, напоминали, ради чего она терпит все унижения и тяготы. Ради этого маленького человечка, её смысла жизни.

Иногда, стоя у окна и глядя на огни большого города, который когда-то казался ей полным возможностей, а теперь стал враждебной, равнодушной силой, она думала о Нем. О Волкове. О его ледяных глазах, о его абсолютной власти. Он был воплощением этого города – сильный, безжалостный, успешный. Полная её противоположность. Их миры не должны были пересекаться иначе, как в той мимолетной, унизительной сцене в коридоре. И всё же… что-то в его образе цепляло её, вызывая сложную смесь страха, негодования и… странного, запретного любопытства. Что скрывалось за этой ледяной броней? Неужели там была только пустота и холод?

Она гнала эти мысли прочь. Ей нужно было думать о выживании, а не о загадках души её всемогущего, пусть и непрямого, работодателя. Серая реальность требовала от неё полной концентрации на насущных проблемах. Завтра снова подъем в пять утра, снова метро, снова работа, снова борьба. И так день за днем. Без видимого просвета впереди.