Вот и мое перемещение тоже. Альберт усаживает меня на кровать и подкладывает под спину подушки.

– Так нормально? – интересуется, заглядывая в глаза.

– Прости меня, – произношу вместо ответа на вопрос.

Его лицо в этот момент находится так близко, всего в каких-то нескольких сантиметрах, что я без труда могу различить в насыщенно-карей глубине черные точки зрачков, которые раньше оставались практически незаметными.

Но не теперь. Сейчас я вижу их четко. И то, как они увеличиваются, и то, как пульсируют, и то, как заполоняют радужку, и…

– Тебе не за что извиняться, – мужчина тоже переходит на шепот.

Упирается ладонями в матрас с обеих сторон от моей головы и не спешит отдаляться.

Его пытливый взгляд касается ресниц, бровей, лба, задевает щеки, цепляет губы. На секунду спускается к шее, когда я непроизвольно сглатываю. И медленно возвращается назад, к глазам, где останавливается.

– Есть за что, – настаиваю на своем. – Я создаю тебе проблемы. Отбираю время, заставляю тратить ресурсы и…

– Еще скажи, что объедаешь, и из-за тебя мне придется ставить лишнюю стирку, ай-ай-ай, – насмешничает Альберт, слегка щурясь, отчего у внешних уголков глаз образуются небольшие мимические морщинки.

Переключаю на них внимание. Очень хочется дотронуться. Провести легонько пальцами, попытаться разгладить.

Интересно, а кожа теплая? Бархатистая на ощупь или шероховатая?

Эля, угомонись!

Сжимаю ладошки в кулаки и прячу в полах халата. Заодно упираюсь затылком в подушку и смыкаю ресницы, отдаляя себя от соблазна.

– Альберт, я постараюсь побыстрее поправиться и при первой же возможности займусь ремонтом машины, чтобы уехать… – сиплю, облизывая нижнюю губу. Горло перехватывает, но я все же договариваю. – Уверена, у тебя есть планы на новый год, и я не хочу их нарушать.

– Не нарушишь, – бросает непонятную фразу Гольдман.

Чувствую, как кровать проминается, когда он рывком отстраняется. А через пару мгновений тишины щеки касаются его пальцы.

– Держи. Выпей. Это обезболивающее.

Одной рукой он протягивает мне стакан с шипучкой, а другой убирает за ухо выбившийся из пучка локон.

Принимаю лекарство, благодаря улыбкой, и выпиваю всё до дна. Слегка съезжаю на кровати вниз, располагаясь удобнее, и позволяю прикрыть себя пледом.

– Отдохни, Эля. Мы слишком обрадовались улучшению твоего самочувствия и истратили сил больше, чем следовало. Не стоило мне тебя так сильно утомлять. Это была моя ошибка.

– Нет. Я сама…

– Тш-ш-шшш, – Альберт не позволяет договорить. Шершавая подушечка указательного пальца накрывает мои губы, заставляя замолчать. – Засыпай.

Взмахиваю ресницами, признавая его правоту, и через минуту остаюсь в комнате одна. Пультом приглушаю свет до минимума, сворачиваюсь клубком и действительно засыпаю.

А просыпаюсь посреди ночи. От вопля ужаса.

Дикого. Пробирающего болью до нутра.

Моего вопля.

Подскочив на кровати, поджимаю ноги к груди, обхватываю и озираюсь по сторонам.

Тени, отбрасываемые предметами, рисуют образы монстров, пришедших меня убивать. И из каждого угла в мою сторону скалится жуткая морда Джокера. Его пылающие злобой глаза и окровавленный рот доводят до истерики.

– Нет… нет… нет… это сон… всего лишь сон, – уговариваю себя, шумно заглатывая воздух, как скаковая лошадь, примчавшаяся к финишу первой. – Я в безопасности… я в безопасности… я в безопасности…

Твержу, как мантру, пока тело сотрясается в ознобе, а к вспотевшей коже спины неприятно липнет ткань пижамы.

– Я сильная. Я справлюсь, – стираю со щек слезы и лишь плотнее закутываюсь в халат, не желая снимать с себя ни лоскутка защиты.

– Конечно, сильная, Эля. И ты в безопасности, – Альберт бесшумно переступает порог комнаты и вглядывается в мое лицо. – Эй, всё в порядке? Или хочешь, я побуду с тобой?