– Ты что, спятил? – возмутилась я. – Хочешь, чтобы я эту грязь ещё и в судах полоскала? И вообще, какое твое дело… Тебя не касается… Вот что, идите-ка вы, уважаемый Леонид Александрович, – от злости я даже вспомнила его отчество, – по месту прописки, а в мои дела, будьте любезны, не лезьте. А если вдруг у вас возникнет желание порешать чужие проблемы, можете, в порядке благотворительности, оказать помощь местному интернату для инвалидов. Всего доброго, до свидания, до новых, увлекательных встреч, – закончила я, рассчитывая, что он тут же развернётся и выйдет.
Не тут то было. Он лишь прищурился и негромко проговорил:
– Как хочешь. Наше дело, что называется, предложить. – Он прошелся, переложив со стула бумажку уселся на него, откинулся на спинку и вопросил: Позволь-ка узнать, события в полицейском участке произошли в действительности?
– Какие события? – нахмурилась я и он уточнил:
– Вот эта эпопея с пепельницей и носками, – и ткнул пальцем в текст.
– Ну да, – равнодушно улыбнулась я, – Иди уже, не мешай думать…
– Минутку! – попросил он и снова задал вопрос, – Вы там с Ольгой вдвоём были?
– Где? – я устало закрыла лицо руками.
– В ментовке! – повысил он голос. Ольга тут же заволновалась:
– При чем здесь ментовка?
Лёнька, не глядя на неё, ждал от меня ответ. Я, вздохнув, подтвердила:
– Вдвоем.
– Ясно, – удовлетворённо ухмыльнулся он, вытягивая на пол комнаты ноги, – Что ж, милая, хочешь подумать – думай, только чтобы ты понапрасну свои извилины не напрягала, позволь тебе кое-какую информацию к размышлению выдать. Во-первых, маньячка я твоего пробил, – заметив, что я нахмурилась, он поспешно поправился, – да-да, я помню, он не твой. Ну вот, маньячок наш до сих пор сидит. – Глядя на то, какой фурор произвело это известие – мы втроём просто пооткрывали рты – он добавил, как будто у кого-то могли возникнуть сомнения, – в тюрьме. Где-то под Пермью. И сидит прочно, я проверял. Там колония со строгим режимом, заключенные, как сейчас водится, не просто по документам числятся, а реально сидят. Срок у нашего педофила истекает скоро – месяца через два или что-то около того, но пока он отдыхает там, ведет себя, между прочим, образцово, жажду мести не проявляет, администрация им довольна.
– Но…я думала… Условно-досрочное…
– Не о каком УДО речь не идет. – Отрезал он, и добавил, понизив голос. – Самое главное, переписка его проверяется досконально, как и переписка всех без исключения сидельцев. Ничего подобного с зоны написать он не мог. Да и сама посуди – конверт без обратного адреса, без марок, текст напечатан на компьютере… Это нереально. Больше всего эта ситуация похожа на глупую шутку или мелкую месть того, кто был об истории осведомлён, – бесстрастно завершил он, и ласково улыбнулся Ольге. – Как, кстати, ваше здоровье, Ольга Витальевна?
– Плохо, – буркнула она, а он вздохнул печально.
– Сожалею. Конвертик тебе в почтовый ящик кинули, да?
– Не совсем, – негромко проговорила я, поглядев на Ольгу.
– Понятно. Ну, как говориться, шерше ля фам. Ищите женщину, в переводе. Поступок откровенно бабий. Подумай, милая, есть у тебя подружка, – он выразительно посмотрел на Ольгу, – с которой ты платье новое или мужика не поделила…
– Идите на фиг, Леонид Александрович! – заорала Ольга, вскочив. – Вы что себе позволяете?! Да я… никогда… Да вы знаете…
– Уймись, – грубо оборвал он.
Ольга примолкла, но ненадолго:
– Иринка, письмо мне принёс курьер! Курь-ер! – повторила она по слогам. – У кого хочешь спроси! – и, так как Тамара Ильинична, ошарашено молчала, оглянулась беспомощно и добавила полушепотом, – Не было тогда никого. Ир, он же специально, кого ты слушаешь!? Да я никогда…