Ё, вот не вывожу же я уже эти школьные страсти. Я максимально понимающая мать-и-мачеха, но я, очень может быть, в ближайшее время эту звезду где-нибудь в темной подворотне придушу. Потому что, ну, невозможно же, м-м-м-мать!

Ты дура совсем? Ну, не понять, что парень по тебе дохнет, это немыслимо же, р-р-р! Что ты, как фиалка, морозишься-то? Да пошли его уже лесом, а? Или просто пошли? И все сразу станет ясным. А не вот это все на эмоциональных качелях. И мой Рус болтается и я, черт тебя дери.

Как же ты, идиотка малолетняя, меня задолбала… это же ни в сказке сказать, ни пером описать, твою же молекулу! Да, я тебя прибью, и меня оправдают, ежки-плошки!

Разве что вот так дома попсиховать и остается, потому как все взрослые люди и понимают объективную реальность, увы.

Натурально, не в школу же мне с этими претензиями идти, не?

А тут под боком еще и полностью равнодушный к сыну отец. Вот что за жесть-то кругом, а?

Лежу. Матерюсь про себя. Жду.

Не совсем понимаю чего: очередного нелепого наезда с обвинениями на пустом месте или бурного исполнения супружеского долга.

Хотя у нас обычно же было так: раз в неделю – охренеть! Раз в две недели – круто, раз в три – хорошо же. И, ежки-плошки, меня же это устраивало? Что я там себе говорила? У всех так, дел много, оба устаем…, а не пошли ли эти аргументы на хрен?

Тут вчера Влад меня просто обнял, а меня трясло, я булькала и полыхала аж до самого вечера. Да и при одном воспоминании, до сих пор, я вполне даже Везувий. Только девочка. Может, Этна?

Моя личная жизнь, в принципе, не так чтобы задалась, да.

Мне сорок лет. Я могу уже называть вещи своими именами.

Первая, школьная, ну, у всех же была школьная любовь? Да? Окончилась принудительно. Мы только тискались по укромным углам, обнимались на дискотеках, пара поцелуев – верх разврата, да. Стреляли глазками, а потом «чемодан-вокзал-Ухта», и все. Меня увезли из Ижевска, с родины дедушки, с выпускного после десятого класса. Школу заканчивала я уже в Ухте.

Так, мой Лешка и остался лет на пять волшебным эльфом – с которым все хорошо, ярко, нежно, трепетно и невероятно страстно. Притом что про страсть мы знали тогда, в принципе, ничего.

Да, мощная, всепобеждающая любовь настигла меня на третьем курсе. Хотя началась эта эпопея на втором, но серьезно полыхнуло тогда на третьем.

Спасибо Нине. Сейчас я могу уже спокойно ее поблагодарить. Я серьезно повзрослела, многое отпустила из своей жизни. Но есть занозы, оставшиеся в сердце, да.

Нинок молодец, всегда пеклась о нас, непутевых. Все время пыталась предупредить, предостеречь, помочь. Но кто слушает голос разума в двадцать лет?

Вот и мы с Лей такие, дурочки.

Из нашей тогдашней девичьей компании, только моя соседка по общежитию, Регина, чихала на Нинкины замечания. Бог ей судья, однако.

После пятого курса я метнулась на пару дней в Ижевск по наследственным делам. Там меня мощно и накрыло. Я даже Нинке в бумажных письмах писала что-то вроде: «Потому что есть Алешка у тебя, об Алешке ты вздыхаешь зря, об Алешке все твои мечты, только о Сереге позабыла ты…».

И о карме позабыла тоже, дура.

Пока я млела рядом со своей школьной любовью, мой Сережа, страстная и долгая взаимная любовь со второго по пятый курс, оказался в постели моей подруги Регины.

Задались у меня каникулы, да. Мы же с ним свадьбу планировали через год, как раз после диплома. Ну, планирование, как выяснилось – не для меня.

Как все понимают, такому повороту Нина совсем не удивилась. Нет. Молча обняла у метро рыдающую меня. Вытерла своим шарфом мои слезы, и, хотя фраза: «я же говорила» сверкала в ее глазах, ни слова не сказала. Спасибо ей.