В роддоме нас встретила женщина с очень усталым рыхлым лицом. Она загнала нас в маленький предбанник без окон, где стулья расположились кругом, по периметру. И ушла в соседнюю комнату. В предбаннике пытались найти себе место несколько девушек. Одна стонала и ходила взад-вперед, держась за поясницу. Иногда она пыталась прилечь, вытянувшись на трех составленных вместе черных железно-дырчатых стульях. Стулья были слишком узкие для ее тела, и она снова начинала свое болезненное путешествие. Две другие вели себя тихо. Они сидели в разных углах и обнимали такие же уродливые пакеты с вещами, как мой.

На пороге снова появилась медсестра и позвала меня пройти за ней. Мужу она указала на другую дверь, дальше по коридору. Мне предстоял осмотр, мы должны были встретиться уже в родильном зале. (“Совместные роды, так будет всем спокойнее”, – кивнула врач Марина.)

Я попала в небольшое помещение с письменным столом и кушеткой, на кушетке незнакомая мне врач осматривала еще одну беременную девушку. Я почувствовала себя неловко, как будто вторглась в чужой дом. Медсестра положила на стол передо мной несколько листов А с плотно напечатанным мелким текстом.

– Нужно заполнить, здесь, здесь и здесь, доставайте паспорт.

Новая схватка застала меня за заполнением первого листа. Я отошла в сторону от стола и нагнула голову к животу. Было бы странно вставать прямо там на четвереньки, поэтому я просто старалась дышать глубоко ртом, захватывая весь воздух вокруг себя. Боль стала сильнее. Я словно держала в руках огромный камень. На тренировках по карате, куда я ходила до беременности, мы поднимали тяжелые круглые подушки, подбрасывали их и ловили, отжимались вместе с ними до тех пор, пока тело не переставало слушаться. Хотелось выпустить из себя всю эту тяжесть, бросить камень под ноги. Я уже не могла так легко вынести эту боль и услышала, словно со стороны, свой стон.

Я заполняла одни и те же данные на каждом листе и думала о том, что это похоже на первое испытание. Пройдешь этот уровень, и тебя допустят на следующий. Когда я наконец закончила, в комнату зашла врач. Она жестом указала на гинекологическое кресло.

– Посмотрим, что там у тебя.

Я неловко вскарабкалась на него и достала ногами до опор. Она мельком взглянула на мою промежность. А затем резко засунула руку прямо мне во влагалище и повернула ее, как поворачивают ручку крана. В комнате погас свет, и я потеряла способность выдыхать воздух. Я почувствовала, как холодное льется по моим ногам. От боли я резко сжала зубы, прикусила щеку, и во рту стало солоно.

– Ну вот, так хорошо. Немного помогла отойти водам. Теперь можешь вставать.

Поднимаясь с кресла, я увидела на полу мутную, цвета сырого теста лужу. Мне вдруг стало легко, как будто ребенок уже родился. Потом я узнала, что воды должны были отойти сами.

– Пойдем в зал, посмотрим, как будет идти раскрытие.

Я представила себе цветок, что-то вроде большой белой лилии, которая распускается на ускоренной съемке. Мне хотелось бы посмотреть на свои роды со стороны, увидеть, как раскрывается мое влагалище. В интернете я как-то нашла картинку: “Представьте себе наглядно раскрытие шейки матки”. Ягода голубики в разрезе – это один сантиметр, самое начало. А в конце – дыня, десять сантиметров. Вместительная и все же очень небольшая дыра, через которую должна пройти голова моего сына.

Леша уже ждал меня, примостившись на стуле в углу родильного зала. Я нашла самый теплый предмет в этой ледяной на вид комнате: байковое одеяло в розовую клеточку, точно такое было у меня в детстве. Мама вдевала его в белый пододеяльник с ромбовидной дырой посередине, так что часть одеяла была всегда видна. Я спала под ним в межсезонье, а зимой мы доставали толстое ватное, атласное. Я взяла это сиротливое одеялко, сложила вчетверо и постелила себе на пол у окна, встала в “позу коровы”, так я назвала ее. В такой рожают большие животные. Малыш выпадает и встает на ноги. Он сразу готов жить.