В 1976 году вышел фильм Франсис Вебера «Игрушка» с Пьером Ришаром в роли журналиста, который на время стал игрушкой сына медиа-магната Рамбаль-Коше. Герой Пьера Ришара предлагает эгоистичному сыну миллиардера сыграть в издателей газеты. Ребенка игра увлекает, но каково было удивление взрослого мужчины, когда маленький Эрик Рамбаль-Коше при оформлении заголовка статьи на первой полосе уверенно дает следующий совет: «Вместо названия „Катастрофа, в которой погибло 100 человек“, надо написать „100 французов погибло в ужасной катастрофе“. Папа говорит, что французы клюют только на французских покойников».

Интерпретируя этот эпизод сегодня, можно сказать, что ребенок предложил для привлечения внимания и повышения уровня выработки гормона кортизола и окситоцина у читателей изменить эмоциональную фактуру фразы. Чем чаще определенные эмоции связывают с теми или иными образами и фразами, тем устойчивей становится эта связь.

С внедрением функциональной МРТ исследования мозговой деятельности перешли на совершенно новый уровень. Нейробиолог из Принстонского университета Ури Хассон измерял мозговую активность одной женщины с помощью такой фМРТ. Измерения производились в то время, когда исследуемая рассказывала волновавшую ее личную историю. Реагируя на голос, соответственно активировалась ее слуховая кора. А в то время, когда она осмысливала свою историю, активизировались лобная и теменная доли ее мозга – участки, отвечающие, в том числе, и за эмоции.

В процессе эксперимента ученые проводили измерение мозговой активности еще пяти участников в то время, когда они слушали историю этой женщины. Было обнаружено, что и у этих испытуемых, помимо активации слуховой коры, активизировались и те области мозга, которые отвечают за эмоции. Но самое главное заключалось в том, что эти области реагировали таким же образом и в те же самые моменты, что и у самой рассказчицы. На основании этого Ури Хассон сделал вывод, что когда люди вспоминают что-то, мечтают или их озаряют идеи, в мозгу начинают работать специфические нейронные паттерны. И для мозга в этом смысле нет различия – происходило ли это с самим человеком, прочитал ли он это когда-то или ему об этом рассказали.

Задавались ли вы вопросом, как матери «чувствуют» своих детей? В течение многих лет исследователи изучали так называемый «лимбический резонанс», при котором лимбическая система родителя и младенца синхронизируется с помощью невербальных сигналов. Невербальные сигналы – важный элемент, сопровождающий общение, и чем больше пространств, где люди могут слышать истории друг друга, тем больше вероятность, что они испытают нейронную синхронизацию и лимбический резонанс.

Очень часто в своем поведении люди поступают так, как им рассказали об этом, принимая опыт рассказчика за свой. И это тоже очевидно. В таком случае человеку можно рассказать все что угодно, в той или иной степени встраиваемое в его систему мировоззрения или знаний, и он будет поступать согласно этой изложенной истории. Когда группе испытуемых без специального военного опыта предлагают обезвредить имитатор взрывного устройства, то все ищут синий и красный провод, потому что они сотни раз видели это в кино. Или если в ночном небе люди видят перемещающийся светящийся овальный объект, то они думают об инопланетянах, потому что это единственное, что им рассказывали о перемещающихся светящихся овальных объектах в небе.

Рэймонд Мар исследовал, что происходит в мозгу во время чтения художественного текста. Оказалось, что области мозга испытуемых, ответственные за слух, обоняние, осязание, вкус и даже моторику, активизировались так же, как и у тех, кто переживал «реальный» опыт. Рэймонд Мар заключил: «Готовая способность проецировать себя в историю может помочь спроецировать себя в сознание другого человека, чтобы, к примеру, сделать вывод об его психическом состоянии». Существует стереотип, что люди, глубоко поглощенные литературой, бывают с низкими или полностью отсутствующими социальными навыками. Но Мар обнаружил, что увлеченные чтением не отличались меньшим количеством социальных связей и не страдали больше от одиночества и стресса. Была обнаружена другая особенность: чтение художественной литературы корригировалось с большей социальной поддержкой, а чтение документальной и описательной литературы – с меньшей поддержкой и большим уровнем стресса. В конце концов Мар сделал следующее заключение: различие на самом деле не между художественной и документальной литературой, а между их формой – историями и изложением.