– Ну что, поехали. Заодно Зарину подвезем.

– Я не иду на работу, – отвечает Алан.

– Ладно. Отвези хотя бы меня.

– Послушай, я остаюсь здесь.

– А мне что прикажешь делать? Добираться на такси?

– Поезжай сама. У тебя тоже есть права.

Майя поворачивается и исчезает в прихожей.

– Где эти проклятые ключи?! – кричит она оттуда.

– Там, в ящике!

– Не нахожу!

Алан неохотно выходит из кухни.

– Вот же, – говорит он.

Майя что-то шепчет. Потом говорит громко:

– Пока.

Кто-то хлопает дверью.

Горячая мыльная вода поначалу щиплет ссадину на колене, но вскоре я привыкаю. Лежу неподвижно, время от времени погружаясь в дрему. Руки слегка немеют, лицо покрывается испариной. Так проходит полчаса или даже больше. Потом Алан стучит в дверь, которую я забыла запереть.

– Чего тебе? – спрашиваю я.

– Просто… С тобой все в порядке?

– Все в порядке.

– Можно войти?

– Да.

Алан входит. Пробует прислониться к стене, но она покрыта конденсатом, и он становится посреди ванной комнаты. Взгляд блуждает.

– Чего это ты вдруг приехала?

– Вдруг? – говорю я. – А соскучиться по родителям я не могла?

– Зимой ты не приезжала.

– Ты следил?

С минуту мы молчим, потом я говорю:

– Я приехала на свадьбу двоюродной сестры.

– Вот как? – Алан поднимает брови. – И когда свадьба?

– В конце месяца.

– А ты все это время будешь рассылать приглашения?

– Послушай, – вздыхаю я. – У меня отпуск, и я решила провести его здесь. Я целый год не видела родителей. Моя сестра правда выходит замуж, и, хочу я или нет, мне придется пойти на эту дурацкую свадьбу.

– А не слишком у тебя большой чемодан для отпуска?

– Девушкам нужно много вещей.

– В том числе зимних?

– Алан, я не вернулась. Понятно?

– Понятно.

– Прекрасно. А теперь выйди, пожалуйста, я хочу вылезти.

Алан стоит на месте.

– Ты не слышал? Я хочу вылезти.

– Ну так вылезай.

– Ну так выйди.

– Да ладно тебе. Чего я там не видел?

– С тех пор мои клетки обновились несколько раз. Это уже другое тело. Уходи.

Он не уходит. Я чувствую его взгляд на своих плечах и шее и погружаюсь в пенную воду с головой. Когда дыхание уже на исходе, с поверхности доносится: «Ладно, ладно, ухожу», – и звук закрывающейся двери.

В половине одиннадцатого подъезжаю на такси к дому. На мне джинсы и белая майка. Грязное платье в чемодане. В сумочке пластинка таблеток от желудка, которую мне дал Алан.

Набираю номер на домофоне.

– Кто там? – раздается мамин голос.

– Это я.

Дверь открывается.

– Заря! – восклицает мама, сбегая по лестнице. На ней серое льняное платье. – Что случилось?

Она обнимает меня. Ее голос звучит между поцелуями то у правого, то у левого уха.

Справа: Как же…

Слева: так?

Справа: Я тут сижу спокойно, Слева: а ты приле…

Справа:…таешь и ничего не говоришь.

Слева: Почему не позво…

Справа:…нила?

А потом в лоб:

– У тебя все хорошо?

– У меня все хорошо, – отвечаю я.

– А почему не предупредила? – говорит мама, волоча чемодан и меня вверх по лестнице. – Зачем сказала, что прилетишь на следующей неделе? Как так можно, чтобы родители, которые год не видели дочь, не встретили ее?

– Не хотела вас отягощать.

– Отягощать? То есть ты думаешь, что двадцать три года была нам в тягость, а потом улетела и облегчила нам жизнь?

– Я не это имела в виду. Просто в аэропорту всегда есть такси. Я не хотела, чтобы…

– Можно было хотя бы позвонить?!

Мы останавливаемся на пороге квартиры.

– Можно. Извини.

Мама снова обнимает меня, потом отходит на пару шагов и оглядывает меня.

– Мама, мой рост остановился пять лет назад.

– Я знаю, – говорит она, не замечая сарказма, за который мне тут же становится стыдно. – Я так давно тебя не видела. Ты похудела и очень бледная.