В тот период времени Сенат достиг максимальной степени влиятельности в политике сообщества за всю историю своего существования, оттеснив на второй план высшее статусное лицо Соргота Доржиева, что помогло последнему, оставаясь в тени аристократического собрания, продержаться у власти до 2221 года. Следующее высшее статусное лицо было назначено Сенатом уже самостоятельно, в обход выборной системы, и до 2233 года им был Ратег Рочев – человек покладистый, лишенный очевидных политических амбиций, а потому казавшийся удобным и безопасным. Однако, придя к власти, Рочев постепенно перераспределил полномочия Сената в свою пользу и незаметно поставил сенаторов в зависимое от своей воли положение. Помог ему в этом Зигфрид, поднаторевший к тому времени в государственных делах и закулисных интригах. Удивительным образом не меняющийся внешне Зигфрид Бер после смерти сенатора Грегора Лоу в 2208 году изменил имя и стал просто Зиги, никогда и нигде более не указывая своей фамилии. Возраст он тоже подкорректировал, омолодив себя на шестнадцать лет. Теперь его ничто не связывало ни с сестрой, ни с родом. Таким он и появился на политическом олимпе сообщества – названным братом и опекуном малолетнего сына всеми уважаемого покойного сенатора Грегора Лоу. Двери Небес распахнулись перед ним.

Двадцать пять лет Зиги терпеливо ждал, когда Вэл достигнет инаугурационного возраста, чтобы претендовать на высший статус влияния. Все это время Зиги был с ним, воспитывая и оберегая, исполняя данное Грегору Лоу слово. Он шел рядом с Вэлом, не забегая вперед, но и ни на шаг не отходя, приучая будущего главного управляющего к тому, что у них на двоих одно мышление, одно дыхание и одни стремления. В этом Зиги преуспел совершенно. К двадцати годам оставшийся без родных Вэл Лоу настолько сблизился со своим опекуном, что незаметно для себя самого тоже отказался от фамилии и стал для всех просто Вэлом. Такой поворот даже для Зиги оказался неожиданным – впоследствии Вэл превратился в господина Вэла, потом – в главного управляющего, верховного властителя, а он так и остался просто Зиги, тенью высшего статусного лица на пятьдесят три года…

Но сейчас на балконе Квинты Гамерос стоял не бывший опекун, советник и тень бесконечно меняющихся статусов Вэла Лоу, а господин Зигфрид Бер в прекрасном, лилового цвета шелковом костюме с личным канцлерским орденом на груди. Экранирующий обруч, похожий на игаль, которым когда-то жители пустынь подвязывали платок от песчаных бурь и жгучего солнца, а впоследствии ставший, как и куфия,^{> [4]} обязательным атрибутом мусульман, был больше похож на царскую диадему – так много изумрудов его украшали. Способностью дорого выглядеть Зигфрид Бер превосходил любого: даже Аугусто Паччоли рядом с ним чувствовал себя недостаточно обеспеченным человеком. Однако умение новоиспеченного канцлера Солерно подчеркивать статусные достоинства диктатора и вовремя отходить в тень не позволяло последнему чувствовать себя на вторых ролях, а первому опасаться потерять завоеванное влияние.

Восьмидесятилетний Зигфрид Бер начинал политическую карьеру в новом для себя статусе, в новой политической системе страны, ставшей почти чужой, жизнь которой за время его отсутствия изменилась до неузнаваемости. Канули в лету старые добрые времена короля Кристофа, теперь о них говорили шепотом старожилы, молодежь же с трудом верила, что когда-то люди свободно жили и занимались тем, чем хотели: учились в университетах, работали и выезжали во время отпуска с семьями к морю. Теперь люди не выходили из дома без особой надобности, надвигающиеся сумерки лучше любой чумы освобождали площади и переулки – в темное время суток оставаться на улицах значило совершенно не дорожить своей жизнью.