– Можете одеваться, мадмуазель.

– Мерси,– процедила Анька, одергивая халат. Потом повернулась. Её лицо было недовольным.  Кременцова надеялась– она выйдет. Но зря надеялась.

– А как ваша фамилия?– обратился к ней молодой садист.

– Кременцова.

Медбрат нашёл её в списке и сразу взял большой шприц с длинной иглой.

– Попу.

У  Кременцовой вспыхнули щёки. Дрогнувшими руками расстёгивая штаны, она поинтересовалась:

– А в руку разве колоть не будете?

– Нет, мадам. Штаны– вниз! Живее!

Тон задел  Кременцову. С испепеляющими глазами встав носом в угол, она спустила штаны, задрала рубашку.

– Колите.

Анька хихикнула. Юный хам без тени эмоций приблизился к голой заднице  Кременцовой и воткнул в нее шприц довольно болезненно. Но зловредная  Кременцова даже не пикнула.

– Это что за укол?– спросила она, когда хам вводил.

– Спросите у доктора.

– Ты чего сегодня какой-то бешеный?– возмутилась Анька,– на «вы» меня называет, уколол так, что больнее некуда! Юлька, это антибиотик. Пеницилин. Курс– сорок уколов. По двадцать– в каждую половинку.

В палату шли, потирая попы ладонями.

– А он что колол тебе в руку?– спросила Юля.

– Инсулин. Протафан.

– Ты что, диабетик?

– Типа того.

Зашли в туалет. Его состояние ужасало.

Здесь вообще когда-нибудь убирают?– вскричала Юля, свесив над унитазом больно уколотую часть тела.

– Да, разумеется. Каждый год.

Вернувшись в палату, хорошенько умылись, после чего Анька помогла Юле переложить вещи из сумки в тумбочку. Удивилась, что столько книжек. Сама она, как успела Юля заметить, читала лишь одну книгу– справочник по служебному, охотничьему и декоративному собаководству.

Как только Юля опять легла, чтоб поспать до завтрака, прибежала ещё одна медсестра– с пробирками и шприцами.

– Кто у меня  Кременцова?

– Я.

Поставив лоток с пробирками на край тумбочки, сестра вынула из кармана жгут и распаковала огромный шприц.

– Кровь из вены! Да ты лежи, лежи! Не вставай! Лежи, говорю! Расслабься.

У  Кременцовой ноги свело от страха. Но медсестра оказалась попросту чародейкой– зажмуренная больная все ещё ожидала укола, когда она объявила:

– Всё! Держи ватку. Крепко держи!

Проводив ее восхищённым взглядом,  Кременцова спросила:

– Анька, что им мешает ей поручить обкалывать задницы, а тому идиоту– брать кровь из вен?

Анька, что-то мурлыча себе под нос, сидела за столиком, на котором стояло зеркальце, и подкрашивала ресницы.

– Именно то, что он– идиот. Не попадёт в вену.

– Так значит, надо его уволить к чертям собачьим!

Анька вдруг повернулась.

– Ты где работаешь? Не в милиции?

– Не в милиции,– еле слышно пролепетала Юля, хлопнув ресничками,– а с чего у тебя возникло такое подозрение?

– Ну, не знаю, как бы это сказать. Ты– вроде не дура, а вроде– дура. Хочешь банан?

Потрясённая объяснением,  Кременцова проигнорировала вопрос. Через два часа, которые девушки провели в молчании, потому что одна спала, а другая красилась и читала, привезли завтрак. Он состоял из овсяной каши, сосисок, какой-то жидкости, не имевшей запаха кофе, однако названной именно этим словом, и двух кусочков белого хлеба с маслом. Анька проглотила все это без зверского аппетита, но с ровной рожей, а  Кременцова кривилась так, как будто жрала стеклянную крошку.

– Ну, и дерьмо,– буркнула она, кое-как доев и рыгнув.

– Ты лучше готовишь?– спросила Анька, взяв у неё тарелку, ложку и кружку, чтоб вымыть их.

– Я картошку варю, яичницу жарю!

– Одна живёшь?

– Да, одна. А ты?

– А я– когда как.

Перемыв посуду, Анька начала чистить зубы. Вдруг явился Илюха с двумя шприцами.

– Девочки, попы!

Он был чем-то взволнован. Анька, стоявшая с зубной щеткой во рту у раковины, опять задрала халатик, а Юля легла ничком и спустила трусики. Обе были крайне удивлены приходом Илюхи. Обычно, по словам Аньки, все ходили к нему. Делая укол Аньке, напружинившей попу, он произнёс: