В шесть часов утра вспыхнул свет. Вырвавшись из камеры пыток,  Кременцова увидела медсестру с не менее злым, чем у палача, лицом.  Она совала ей градусник.

– На, измерь-ка  температуру!Потом пойдёшь на укол.

– Куда?

– В процедурный.

Не предложив измерить температуру Аньке, медсестра унеслась. Анька неподвижно лежала под одеялом, глядя на потолок широко открытыми, немигающими глазами. В коридоре царила дикая суета– бегали, орали, ругались, что-то возили на громко лязгающих тележках.

– Доброе утро,– сказала Юля, сев на кровать с градусником подмышкой.

– Доброе утро.

Анька была, казалось, более склонна к общению, чем четыре часа назад.  Кременцова решила этим воспользоваться, тем более что она как будто чувствовала себя немножко получше, и ей хотелось с кем-то говорить– неважно, о чём.

– А в какое место уколы делают?

– В задницу.

– Ой! А больно?

– Да смотря кто. Илюха– не больно, особенно если ему красивые глазки сделаешь и спустишь трусики до коленок, а Светка– так, что весь день за жопу держаться будешь.

Кременцову больше встревожила первая часть ответа.

– Илюха– это медбрат?

– Да, типа того. Не бойся, он симпатичный мальчик.

Вошла сестра, взяла градусник.

– Тридцать восемь.

Записала, умчалась.

– Утром– всегда пониженная,– сказала Анька, свесив с кровати ноги и надевая мягкие тапки с кроличьими ушами,– ну что ж, пошли на укол.

Перед процедурным была небольшая очередь– одни женщины, так как процедурный был женским. Отстояв её, Кременцова с Анькой вошли вдвоём. При виде медбрата, который, стоя перед столом, наполнял шприцы,  Кременцовой стало не по себе. У нее слегка затряслись поджилки. Медбрату было лет девятнадцать. Аньку предстоящая процедура, казалось, вовсе не волновала. Её огромные голубые глаза светились сарказмом.

– Привет, Илюха,– проговорила она, зевая,– что такой кислый?

– Доброе утро. Фамилия?

Тон свидетельствовал о том, что Илюха– человек настроения.

– Карташова,– вздохнула Анька.

– Готовьте руку и попу,– распорядился Илюха, глянув на назначение,– сперва– руку.

Анька бесстрашно вздёрнула кверху рукав халатика. Озорная весёлость с её лица не сходила. Распаковав тонкий шприц, Илюха наполнил его на треть инсулином и уколол её выше локтя, после чего взял со стола большой, наполненный шприц с длиннющей иглой, от вида которой сердце у  Кременцовой заколотилось вдвое быстрее.

– А теперь– попу.

Досадливо скривив рот – дескать, задолбал! – Анька повернулась лицом к стене, расставила ноги, длина которых могла бы вызвать припадок зависти у любой модели, и задрала халатик, обнажив плотные, белые ягодицы. Халат она прижала к спине, туго натянув перед животом. На попе были заметны следы уколов.

– А ты чего без трусов сегодня?– спросил Илюха, намочив спиртом ватку.

– Чтоб у тебя настроение поднялось,– отозвалась Анька, повернув голову так, что стал виден красивый профиль и правый глаз, сияющий ледяной иронией,– я ведь тебя люблю! А ты меня только по голой заднице шлёпаешь. Коли в правую.

Кременцовой никогда прежде не доводилось видеть, как делают укол в попу. Зрелище показалось ей интересным, поскольку попа принадлежала красивой женщине, а колол мальчишка. Справился он со своей задачей весьма уверенно– пару раз мазнул ваткой по ягодице, премило заколыхавшейся, и вонзил иголку до середины. Однако Анька, видимо, не была довольна – выгнулась так, что многострадальные половинки плотно прижались одна к другой, и грязно ругнулась.

– Задницу надо было расслабить,– сказал Илюха, давя на поршень,– я тебе каждый раз это повторяю.

По завершению процедуры, он тщательно протер ваткой место укола.