Долгеон опустила голову.

– Хорошо, – сказала она и отошла от костра, не посмев участвовать в чаепитии.

Мунхэбаяр тоже опустил голову. Он поставил свою пиалу с горячим отваром перед Аюрзаной и отошел к Долгеон, жалея ее. Конечно, еще вчера вечером тетя поговорила с ним, что надо бы сделать опеку Долгеон над Ринчином более близкой, ведь юному сыну трудно будет усидеть возле отца-калеки.

– Дело не в этом, – сказал Мунхэбаяр. – Я скоро разучу много улигеров, и у меня будет свой морин хуур, я буду радовать отца. Но мне бы не хотелось, чтобы Долгеон ушла из нашего рода. Она ведь может захотеть отправиться к своей родне, и мы ее не удержим. Она так расположена к моему отцу, что лучшей помощницы для него и не найти.

Мунхэбаяр таил пока от бабушки, что собирается уйти в город, чтобы учиться там. Отец сказал ему, что, если в городе не обнаружат у него большого голоса, он сможет стать учителем игры на морин хууре. А если же Царство Абая Гэсэра действительно близко и придет, то тогда инструменты сами запоют стройнее и слаще, а люди станут такими радостными и способными, что смогут осуществить все свои самые заветные желания.

Аюрзана была довольна ответом внука и пояснила ему:

– Для того чтобы сблизить твоего отца и Долгеон, надо оставить их одних на летнике, и они тогда невольно поговорят друг с другом. Люди всегда находят возможность остаться наедине и поговорить друг с другом, но твой отец стеснен в движениях и не может отдалиться от общей площадки. Поэтому мы все должны покинуть их у костра под благовидным предлогом на целый день.

– Убгэн эсэгэ говорил мне, что мы надолго пойдем в степь собирать редкие травы, которые знает он и не знаем мы. Я смогу поступить как необходимо.

– Имей в виду, зээ-хубуун, – добавила довольная бабушка, – чтобы оставить Долгеон и Ринчина вдвоем как бы нечаянно, мне надо упрекнуть ее за разбитую пиалу. Надеюсь, ты не будешь после этого считать меня слишком мелочной и грубой.

– Конечно, конечно, – согласился с бабушкой Мунхэбаяр.

И вот теперь он все же обиделся на нее, словно забыв про уговор. И все вышло так естественно!

Ринчин промолчал, но понял, что, если бы Долгеон была его женой, он бы мог сказать, что отдаст деньги за разбитую пиалу. А деньги здесь были только у него одного. Увы, их было достаточно, чтобы купить дюжину-другую чашек, но никак не хватило бы на худенького конька или остриженных овечек. И все же – деньги здесь были у него одного!

Быстро покончив с нехитрым скудным завтраком, женщины и дети ушли на поиски пропитания в степь и тайгу, Очир с Мунхэбаяром побрели собирать травы, беседуя о преданиях старины, а расстроенные Ринчин и Долгеон остались неподалеку друг от друга.

Ринчин набил старенькую трубку смесью душистых трав и долго курил, находя в этом утешение и думая о том, как было бы хорошо, если бы Долгеон сидела рядом и тоже курила трубку и рассказывала ему о хозяйственных заботах, а он бы соглашался с ней, давал бы ей советы. И отдал бы ей ассигнации, что вручили ему в Верхнеудинске красноармейцы вместе с продуктовым пайком и махоркой. И тогда бы Аюрзана простила Долгеон. Мунхэбаяр отправился бы в город, а они с Долгеон сели бы на коней и уехали к ее родне. Только коней не было, а ассигнации Ринчин еще вчера собирался вручить сыну для задуманного им путешествия в город.

А Долгеон зашла в деревянную юрту, которая действительно нуждалась уже в хорошей уборке, но до этого не доходили руки. Кто же будет возиться с уборкой в солнечный день, зовущий в степь? И какой смысл делать ее в дождь?!

Зашла и присела на низенькую скамеечку у входа. Ей так было грустно, что сил что-то делать совсем не находилось. «Надо налить себе травяного отвара, пока все ушли, – решила она, – иначе я упаду без сил». Но у костра сидел Ринчин и курил трубку, она помнила это. Ей сделалось страшно. «Как я одинока, – подумала она. – Если бы не эти беды, свалившиеся на нашу землю, сейчас был бы у меня муж, двое-трое ребятишек, внуков Аюрзаны, и я бы не разбила аянги-пиалы, которую выронила от растерянности и горя. Пора мне податься на поиск своей родни… но как я это сделаю, не имея коня! И как опасен путь одиноких теперь! Может быть, убгэн эсэгэ мне что-то посоветует? Даст мне самую сильную на свете защитную мантру?»