К 9 часам вечера Настасья была дома, завершив дачную революцию закрытием консервного заводика на две руки: двадцать трехлитровых, десять двухлитровых банок и разная мелочь с огородной продукцией заняли свое место под одеялами, медленно остывая и доходя до нужной кондиции. Дочь клятвенно обещала перевезти все это овощное богатство в гаражный погреб не позднее, чем через два дня. Успокоенная этим заверением, Настена начала сборы на море, соврав дочери, что едет с семьей соседей по даче. Вообще-то прозвучала полуправда, которой родственники охотно поверили и обрадовались почти двухнедельному отсутствию мамы, зятя и бабушки в одном лице: некому будет зудеть или молчать в позе обличающего памятника, как сказал старший внук. Мало того, обещали пожить в квартире или почаще наведываться туда, присмотреть за Люськой, еще и немного денег дали на дорогу, чему отпускница была очень рада: Бог знает, что может произойти, вдруг придется поездом возвращаться. Отчитываться было не перед кем: муж якобы в очередной командировке. Хотя по телефону начальник сказал, что он уже в отпуске. Ладно, Бог ему судья!

Проснувшись ранним утром, Настя, то кляня, то благословляя себя, под душем смывала все свои сомнения, постоянно выскакивающие у нее перед поездкой… И все-таки она едет…

Без четверти пять женщина решила выгулять собаку и посмотреть, действительно ли его приглашение и ждет ли ее машина. Люська сразу же потянула хозяйку за угол дома. На улице предрассветная пора, которую Настя обожала: звезд уже не видно, темнота какая-то прозрачно-полосатая, сероватое небо с чуть-чуть лиловым оттенком по краям. Душу наполняет ощущение радостного ожидания, приятный холодок медленно ползет в сторону парного озера. Тишина. Вокруг никого: ни собак, ни людей, даже свет не мелькает в окнах. Какой-то неземной, фантастический пейзаж: немыслимые очертания деревьев и кустов, выключенных фонарей. Неожиданно в этот нереальный мир врезаются инородные, механические звуки, усиливаясь с приближением. Через полминуты перед Настей, ослепленной светом фар, завизжали тормоза и посыпались, как горошины из пакета в чашку, вопросы Романа:

– Ты готова? Собаку тоже берешь оздоровляться? Тебя кто-нибудь провожает? Будем грузить твои вещи? Где сядешь: рядом или сзади? Почему ты молчишь? Или спишь на ходу?

– Доброе утро, сосед! Ты дашь мне вставить хоть одно слово? Или мне тоже тарахтеть, как из пулемета? – Настя пыталась остановить словесный понос.

– Ответь мне только одно: ты едешь или успокаивать меня вышла, придумав очередные несущественные проблемы?

– Еду. Ты меня своим воспитанием так достал, что я решила отомстить тебе тем же, – засмеялась Настя. – Подожди меня, и через пять минут мы будем лететь навстречу заре на твоем японском драконе.

Машин на трассе немного, поэтому ехать было легко. Настя говорила, говорила, вспоминая смешные случаи из своей школьной практики. Перекусив на берегу речки у Лермонтовки, попив крепкого кофе, они больше не останавливались до самых Горных Ключей. Там они набрали минеральной воды, пообедали в придорожном кафе, не боясь встретить знакомых. А в три часа после обеда уже пересекли Надеждинск, так и не придя к единому мнению, где лучше остановиться: на турбазе или все-таки дикарями в палатке. Настасья когда-то в былые семейные времена отдыхала в этом городке дважды. Тогда ее семья каждый день отправлялась из Надеждинска на пляж, в заветное, почти безлюдное место, проезжая целых семнадцать километров. Насте и сейчас не хотелось на турбазу, но она смущалась того обстоятельства, что в палатке надо спать вдвоем; она к такому повороту в жизни не готова, а признаться стыдно. В конце концов, пересилив себя, она на прямую сказала о своих сомнениях. Роман захохотал: