Немного расскажу о радостных моментах аспирантской «карьеры». Помимо того, что я сдал на «отлично» экзамены кандидатского минимума и досрочно написал диссертацию, сумел определиться и в выборе основного направления и проблематики своих научных интересов. Школьная любовь к литературе как предмету изучения, затем многообразные занятия в «штудиях» филологического факультета подсказали сам выбор – это эстетика. Получилось так, что я органично, с большим интересом окунулся в мир эстетических проблем, которые издавна считались философскими. Среди них наибольший интерес вызвал у меня вопрос о смысле и природе искусства, его места и роли в системе культуры, общественной жизни в целом. Началось же с простой, впрочем, в те времена весьма актуальной, «заковыристой», темы природы художественных взглядов. Она-то и стала предметом моих скромных размышлений в статье «К вопросу о мировоззрении и художественных взглядах писателя», помещенной в «Научных записках» Одесского педагогического института им. К.Д. Ушинского (том ХХ, 1958 г.), где я читал курсы философии и эстетики. При всей скромности первых моих наблюдений и суждений, в заявочной форме в статье поднимался актуальный для того времени вопрос о специфике проявления мировоззрения творцов-художников, которые находились под сильным влиянием и давлением идеологической апологетики и дидактики, которая ощутимо давала о себе знать в советском искусстве того времени. Поднимая эту тему, я нисколько не умалял при этом роль и значение общественного «содержания» произведения. Но при этом опирался на классиков эстетики и искусства реализма, напоминая старую, нисколько не устаревшую мысль о том, что искусство должно быть искусством, чтобы его творения воспринимались выражением духа и направления общества, как формулировал эту мысль «неистовый» Виссарион Белинский. Когда в стихах нет поэзии, любая интересная мысль или острый вопрос выглядят дурно выполненным прекрасным намерением, не более того, снижая значимость и ценность отстаиваемых художником идей и мыслей. Проще говоря, что не обрело художественной ценности, не имеет и ощутимой общественной значимости. В таком понимании и толковании совершенно иной смысл, роль и значение приобретают художественные взгляды творца искусства: в творческом процессе и системе образов они представляют собой уже не «одну из сторон» (наряду с политическими, нравственными, религиозными и т. д. взглядами), а выступают в качестве и роли миросозерцания художника, представляя его общее восприятие и отношение к окружающему миру.

Этот подход и взгляд в условиях «сплошной идеологизации» общественной жизни советского времени, конечно, не мог рассчитывать на всеобщее одобрение. Советская власть держала руки на пульсе общественного и личностного сознания, проверяя и контролируя все стороны общественной жизнедеятельности, и была весьма бдительна ко всем проявлениям и отклонениям художников от «генеральной линии КПСС».

Впрочем, тут же и оговорюсь: не знаю, как кому, по мне же нынешняя свобода обернулась отнюдь не лучшей, а скорее оборотной стороной – всевластием дурного вкуса, стремлением нынешних «идеологов» всех разливов и окрасок превратить искусство в товар и в шоу, когда на продажу выносят всё, что можно и нельзя. Но тогда меня заинтересовал не только идеологический диктат, а явно прямолинейное, однобокое понимание взаимоотношений искусства с действительностью, с другими формами общественного сознания. Например, связь с наукой и нравственностью видели в том, что первая поставляет искусству «истину», а вторая – «идеалы», оставляя на долю художника лишь образную форму их воплощения в своих произведениях. Смысл искусства исчерпывался «иллюстративными» возможностями художника, по делу лишая его права и способности вполне самосильно вскрывать правду жизни и оказывать нравственное воздействие на человека. В стороне оказывался вопрос о том, какими собственными возможностями и средствами обладает искусство, воспроизводя своими средствами «картины жизни», «нравственные уроки» и почему они оказываются не менее мощными и действенными, чем самые умные трактаты и нравственные проповеди. Помимо своих «орудийных» возможностей искусство владеет еще и только ему известным и доступным секретом-способом представить предметно-деятельную сущность человека во всем её объеме, во всей полноте и целостности его индивидуальной жизни. Примерно так, в самой общей форме я бы представил свой подход к теме смысла искусства.