На полке дорогих мне книг о прошлом лежат две книги, посвященные памяти Берты Яковлевны Барской и Ирины, её рано ушедшей из жизни дочери. Книги: Б.Я. Барская. Пришло время воспоминаний. Одесса, «Друк», 2001; Ирина Шайкевич. Дороже многих радостей. Одесса, «Друк», 2002. В первой напечатано мое письмо – отклик на траурное сообщение о смерти Берты Яковлевны под заглавием «…Не забыл и до конца дней не забуду», где вспоминаю эту потрясающую женщину, способную «одним словом, жестом, взглядом восстановить душевное равновесие, вернуть человеку веру в себя». В книге Ирочки, помимо её памятных воспоминаний о встречах в Одессе, воспроизведены её же дневниковые наблюдения и суждения о многих спектаклях и театральных встречах. Одесситам она была известна как заведующая отделом искусств Публичной библиотеки, и кто-то считал Иру слишком строгой в своих суждениях, а мне свойственное ей прямодушие и принципиальность суждений и поступков казалось проявлением цельности и чистоты человеческой натуры.

Благодаря этим людям Одесса стала для меня, без преувеличения, родным городом, который я часто с любовью и удовольствием вспоминаю, считая его одним из лучших городов мира, повидав его настолько хорошо, что могу сопоставлять и сравнивать. Совсем неожиданными и оглушительными оказались весенние события 2014 года, когда именно любимому мною городу досталось пережить страшные события, сравнимые с нацистской Хатынью, которые учинила «новая власть» под флагом демократии и защиты национального возрождения. Сжигая и убивая живых людей только за то, что они не захотели быть марионетками живоглотов и всяческой нечисти, прикрытые в своих вожделениях покровительством Обамы, незадачливого «нобелевского лауреата мира», показавшего истинное лицо пресловутой «американской демократии».

Но вернусь к своим воспоминаниям и поре юношеского максимализма. Отмечу сразу, что не был озабочен мыслями о значимости собственной личности, что принято считать чуть ли не первой и обязательной «напастью» всех юношей в начальном периоде их взросления, личностного самоутверждения. Меня волновало не то, кем я стану, а каким буду и как выстроить отношения с сокурсниками так, чтобы мы понимали друг друга без лишних слов и долгих обсуждений. Как ни странно, мне уже тогда нравилось, что мы такие все разные, не похожие друг на друга, хотя непохожесть эта часто порождала взаимонепонимание и даже серьезные разногласия. Может быть, именно мое терпимое отношение к разнице вкусов, предпочтений и побудило моих товарищей по учебе выбрать меня комсоргом курса. Что, признаюсь, стало для меня событием и приятной неожиданностью.

Люди ведь по-разному вступали в комсомол. Я с энтузиазмом и удовольствием. А вот один из поэтов, увенчанный премией – «малым Буккером», недавно без стеснения и оговорок признал, что еще в отрочестве совершил «помимо прорвы обычных подростковых грехов, два по-взрослому шкурных поступка: стал русским по паспорту (будучи полукровкой. – Авт.) и вступил в комсомол». В отличие от этого господина, по-видимому, считающего юность порой «безвинных поступков», мне не пришлось никому доказывать, что я русский, в комсомол вступил по своей воле, охотно и с интересом, без подкожных мотивов, в нем пребывая и участвуя в самых разных делах. И знаете – почему? С комсомолом у меня, особенно в юношескую пору, связано множество замечательных и, простите за пафос, восторженных воспоминаний. То было время, когда я всерьез начал думать о том, ради чего, зачем я ежедневно всё это делаю – слушаю и записываю лекции, готовлюсь и выступаю на семинарах и спецкурсах, посещаю комсомольское бюро и собрания. Зачем, например, мне заниматься латинским и старославянским языками, слушать лекции профессоров Элькина по психологии, и Недзведского – по украинской литературе? Разве собираюсь стать психологом, литературоведом?