Так и получилось. Но на этот раз мы уже договорились с мужем: во время нашего «чаепития» читать вдвоем про себя Иисусову молитву. Надо сказать, что «чаепитие» это было ужасным. Бедная Ирина затравленно смотрела на меня, и чашка, которую она держала, дрожала в ее руке.

– У меня разболелась голова, – неожиданно сказала она.

– Из-за меня?

– Нет, конечно, не из-за тебя! Я сегодня не останусь ночевать у вас, мне надо срочно вернуться в Питер.

Так мы и расстались с Ириной, и, похоже, навсегда. По крайней мере, за все эти сорок лет она больше никогда не приезжала и не звонила, и я ничего не знаю о ней.

На этом можно было бы поставить точку, если бы муж не вспомнил, что во время того памятного разговора на лестничной площадке Ирина рассказала про свою родную бабушку, которой было больше ста лет. Она, по словам Ирины, колдуньей была. «Вот говорят, что колдуньи тяжело умирают, а моя умерла очень легко. Родителей не было дома, только мы с братом. Бабушка сварила суп, позвала нас к столу и, пока кормила, все приговаривала: “Какой хороший обед получился!” А потом сказала: “Ирочка, помоги мне постелить постель, сейчас я пойду умирать”. И правда, умерла, как уснула».

– А почему ты мне сразу не рассказал? Я слышала, что колдуньям надо обязательно передать свой дар кому-нибудь, можно и через предмет, но лучше всего через еду, а то они будут долго мучиться перед смертью. Вот бабушка, наверное, и передала нашей Ирине свои способности, когда кормила ее супом. Надо было бы ей сказать, вдруг она не знает об этом?

– Думаешь, не знает? Это маловероятно.

Так мы и не поняли, зачем Ирина рассказала о бабушке. Может, хотела произвести на нас впечатление? Не знаю, одно только могу сказать: впечатление на нас Ирина действительно произвела.

И вот что еще хотелось бы добавить. Хотя мы и отказались ради Господа от того, что раньше было для нас ценным и значительным, мы вовсе не зарыли свои таланты в землю. Но только теперь каждый из нас стал использовать этот талант, который он получил от Бога, во славу Божию, по воле Божией, на пользу себе и ближним.

Незадолго до кончины мужа мы вспомнили один забавный эпизод из нашей жизни. Однажды муж поздним вечером возвращался из библиотеки домой. И почти у самого дома перед ним неожиданно затормозила милицейская машина, и два человека буквально втолкнули его в салон, ничего не объяснив. Привезли в участок и при этом вели себя грубо, не отвечая ни на какие вопросы.

– Разрешите хоть жене позвонить, она волнуется.

– Еще чего!

Звонить, значит, нельзя. А что можно? Уже час сидит. Достал из портфеля книги. Кто-то заглядывает через плечо:

– Это что?

– Греческий.

– А это?

– Латынь. Да вы хоть объясните, почему меня держат здесь?

– Никто тебе ничего объяснять не будет. Понял? А ну убери! Тебе что здесь, изба-читальня?

Просидел еще часа два, пока не пришла женщина, которую ждали.

– Этот? – спросили у нее.

– Не, не этот. У того шапка другая была.

Шапка другая! А если бы «та» была?!! Но ему сказали «свободен», и муж вернулся домой.

Правда, свобода тогда была относительной. Однажды в нашу квартиру позвонили (муж к тому времени только что окончил университет и собирался работать в Институте истории Академии наук). Молодой человек, которому я открыла дверь, представился Николаем Петровичем и спросил, дома ли Алексей Иванович. Мужа дома не оказалось. Тогда Николай Петрович сказал:

– Если Алексей Иванович захочет, пусть придет завтра на Лубянку.

Муж, конечно, «захотел», и на следующий день он уже сидел напротив важного товарища, который, нажав на кнопку звонка, попросил вошедшего в кабинет принести дело № … «Дело» принесли, и на стол легла довольно увесистая папка, из которой был извлечен тоненький тетрадный листок. Как оказалось, это было письмо десятилетней давности, написанное некой Лидии из Новосибирска. Муж протянул руку: