Увы, и Боги тоже плачут!
…Дорога к дворцу Бога Солнца заняла совсем немного времени.
Дорога к Богу всегда коротка!
И вот уже перед ними дворец, окруженный высокими колоннами, сияющий неугасимым пламенем, украшенный золотом и самоцветными камнями, с крышей из слоновой кости, с колоннами из благородного мрамора!
Под впечатлением такого великолепия Фаэтон нерешительно остановился перед воротами из чистого серебра, украшенными тончайшей резьбой с изображением земли, моря и неба в исполнении искуснейшего мастера Гефеста14,
Море на воротах было изображено так, что в нем видны были боги морские, на реках – нимфы, на земле – люди, города и леса, населенные зверями. А на небе сияли во всей своей красоте блестящие звезды.
Гелиос сразу вышел из ворот встретить сына – он уже знал и о разговоре Фаэтона с матерью, и о происшествии на состязаниях.
Петра он не увидел – даже для местных Богов тому удавалось оставаться невидимым.
Гелиос обнял сына, и, тщательно намазав его лицо душистым маслом от яркого пламени, надел ему на голову лучезарный венец.
– Знаю я о ваших бедах – остановил он речи Фаэтона. Увы, жена моя Гера до сих пор ревнует меня к твоей красавице матери, никак не успокоится.
– О, свет всего мира! О, отец Гелиос! Это все пустое, скажи одно только слово – смею ли я называть тебя отцом? – воскликнул Фаэтон – развей прах моих сомнений, молю тебя! – Да или нет? – замер юноша в ожидании ответа, да что там, ответа. Приговора!
Гелиос утвердительно кивнул и ответил просто – да, ты мой сын и клянусь водами священной реки Стикса15, что в подтверждении этого я исполню любую твою просьбу. И улыбнулся снисходительно – исполнение любого желания для главного над Богами – пустяк!
Но просьба сыночка – мажора повергла Лучезарного в шок…
– Позволь мне поехать вместо тебя в твоей золотой колеснице – испросил глупец единственное, что было невозможно для Властелина.
– О, ужас! – возопил Блистательный – кто вложил в твою голову такую ужасную мысль? Ведь это тебе не по силам.
О, если бы я мог нарушить мою клятву, Священную Клятву водами священной реки Стикса, – застонал главный Бог Олимпа.
О, если бы ты своим взглядом своим проникнуть мне в сердце и увидеть, как я боюсь за тебя! Я не хочу быть причиной твоей гибели! Ведь ты же просишь не награду, а страшное наказание.
Сам великий Зевс – громовержец не решился править моей колесницей! Признаюсь тебе, что даже мной временами овладевает страх, когда дорога стремительно опускается к священным берегам Океана – Гелиос последний раз взглянул в глаза своего сына, надеясь увидеть там хоть малую тень сомнения.
Тебе не встретить по пути ничего доброго – среди опасностей и ужасов проложен небесный путь – продолжал он отговаривать сына – взгляни на мир вокруг себя – как много в нем прекрасного!
Но тщетно!
Во все времена существовали, существуют и будут существовать мальчики-мажоры – эти ничтожества, купающиеся в чужой славе и могуществе.
Эти бестолковые, избалованные, непригодные ни для какого дела, напрочь закомплексованные, но наглые и жестокие существа, которые ради своего каприза не остановятся даже, если их родителям будет угрожать при этом потеря состояния, власти и даже смерть.
А Боги, хоть они и всемогущие, принимают твердые жесткие решения только в отношении чужих людей, не смея часто отказать ни в чем дитяткам своим неразумным.
– Проси все, что хочешь, только не проси ты этого! – умолял Гелиос.
Но Фаэтон стоял молча и ковырял носком сандалии песок.
– Хорошо – вздохнул Гелиос – ты получишь, что просишь. Жаль, я думал, что ты умнее.
Привели крылатых коней, накормленных амброзией