Самой же Алеевой на нас, на окружающих, глубоко и конкретно… плевать.
Саяра наслаждается музыкой. В тусклом освещении её светлая кожа мерцает. В танце поднимает руки над головой, музыка ей явно заходит. В глаза бросается то, как мужская часть присутствующих впивается в неё взглядом. Стоило только руки поднять, как заворожённые головы свои подняли, и я среди этих кретинов.
С Димой можем побороться за звание предводителя идиотов. Сидит угрюмый и так же, как и я, смотрит на Саяру хмурым взглядом, периодически поглядывая на часы.
Я со стороны так же убого выгляжу?
Танцуя, Яра поворачивается к нам лицом. На ней чёрное длинное платье. Сидит по фигуре, идеально подчёркивает изгибы тела. Спереди разрез до середины бедра. Если она выставит ногу, половину присутствующих придётся откачивать. Хотя я бы с большим удовольствием их прибил прямо сейчас.
– Чего вы такие понурые? – птичка, налетавшись, садится за наш столик. – Сначала сами позвали, теперь сидите с кислыми лицами. Дим, пойдем со мной, – протягивает к нему свою тонкую руку.
Снова удар ниже пояса. Когда только приехали, я держался к ней близко-близко, пока малышка не попросила отойти от неё подальше, очень вежливо попросила.
Чувствуется, чья кровь в ней течёт. Дочь своего отца однозначно.
«Не стоит, Митяй, соглашаться,» – произношу в своих мыслях.
Увы, они поднимаются вместе. Друг, или скорее надсмотрщик, не особый любитель танцев, насколько я знаю. Он на её фоне теряется. Волнует это, похоже, только меня, потому что Яра смеётся, запрокинув голову, положив руки на плечи партнёра по танцу.
*бал я всё это.
От серёг Яры исходят отблески. Картинка фиксируется на подкорке. Такая яркая, нежная, весёлая и не моя. Сжимаю челюсть и выдыхаю.
Меня так не устраивает. В корне.
Хочу её себе. До дрожи хочу. Так, чтобы не на один раз. Надолго. Навсегда.
Увидел её вчера и улетел. Стопроцентное попадание. Как в Хантайское озеро с разбега снова нырнул. Ощущения точно такие же. Поджилки свело, дух перехватило. Зато пульс – тахикардия.
Понадобилась всего пара часов, чтоб всё осознать и смириться. Возможно, она и есть спасенье.
– Горыч, здоров, – от созерцания меня отрывает знакомый. Перевожу взгляд на его протянутую руку. Какого черта припёрся? Пожимаю на автомате. – Ты чего один сидишь? На тебя не похоже. Посмотри, сколько сегодня девчонок.
После его слов оглядываюсь, реально. Как в эскорт каталоге – рыжие, белые, чёрные. Если есть деньги, выбирай любую. Девочек «на выгуле» видно с первого взгляда. Больше не интересно, даже смотреть.
Смотрю на свою.
– Я не один сегодня, – коротко поясняю.
– Это дочка Алеева что ли? Давно её не было видно. Красотка. А попка какая… ммм… – тянет слащаво, явно желая челюсть свою отреставрировать.
– Даже не смотри в её сторону, – говорю предостерегающе, на полном серьёзе.
– Воу, ты её новый заступник? – произносит с насмешкой. – Она столько потянет? Спирин, смотрю, тоже здесь.
Слегка приподнимаюсь и резко хватаю его за затылок. Сжимаю.
– Или ты рот закрываешь, или язык свой будешь по всем свалкам города искать по кусочкам. Ты меня понял?
Ответить он не успевает. Рядом со мной материализуется тот самый милый херувимчик, предмет наших разногласий. Кладёт руку мне на предплечье.
Пробивает от её прикосновения.
– Что-то я устала. А у вас тут веселье, как я посмотрю, – делает знак рукой, дескать, отпусти.
Соглашаюсь.
Шульга выдыхает только сейчас.
– У нас гости? – смотрит на урода. – Надо знакомиться.
– Я Борис Шульга. Ты меня не помнишь? Мы пересекались, Саяра, – храбрится ушлёпок в присутствии Саяры.
– Папа кого-то из твоих защищал или сажал? – с виду она излучает доброжелательность, но взглядом даёт понять, на короткой ноге быть с ней не получится.