– Этот? – округлила глаза женщина – Перекантоваться? Приятель?

Женщина словам сына не поверила. Лицо ее исказила страшная догадка.

– Так это он.. Оно.. Тамарку-то? – набрав полные легкие воздуха, Зябкина приготовилась кричать. Допустить огласки и дать посторонним рассмотреть свою находку в подробностях, Роман не мог. Его и без того считают не совсем нормальным, а уж если мумию разглядят и обратно ментов вызовут, то.. Хлопот, короче, не оберешься.

Женщина, по всей видимости, что-то почувствовала. Она переменилась в лице, заметив странный взгляд сына и медленно попятилась, надеясь выскользнуть в приоткрытую дверь, но, не тут-то было.

Взгляд парня стал хищным и даже жестоким.

– Не так быстро, дорогая мамуля. – прошептал Роман, оскалив немалых размеров, клыки. – Тебе больше некуда торопиться.

– Ты – не мой сын. – прошептала перепуганная женщина, мгновенно протрезвевшая и узревшая перед собой вместо сына неведомую, опасную тварь. – Ты – не мой Рома..

– Ты права, мамочка. – Роман оттолкнулся и прыгну, выпростав вперед неестественно длинные руки. – Я больше не твой Рома.

*

К тому времени, как молодой вампир закончил возиться с матерью, выкопанный в парке колдун, почти что оклемался после долгого пребывания в свинцовом саркофаге.

Разумеется, обзывать металлический ящик, с округлыми углами, саркофагом, было слишком напыщенно, но Зябкину нравилось. Звучит, куда лучше, чем банальное «гроб» или, «домовина». Да и свинцовая фиговина на гроб походила мало – скорее, на камеру одиночного заключения, закопанную в землю.

К тому моменту, как Роман, оттащив сомлевшую женщину в комнату и уложив ту на кровать, вернулся к себе, колдун, набросив на плечи, все то же, потертое покрывало, тупо пялился в настенный календарь, что-то бормоча себе под нос.

– Смотрю, тебе лучше, приятель? – ухмыльнулся Зябкин, пытаясь проявить любезность.

Звук голоса заставил чернокнижника медленно развернуться. Тяжелый взгляд колдуна давил, вынудив упыря попятиться.

– Эко он! – обеспокоился Зябкин, ощутив чувство тревоги. В своем доме, а уж тем более, в собственной квартире, упырь не боялся никого и ничего. Это там, за дверями подъезда, по улицам города, бродят твари гораздо опаснее и могущественнее молодого кровососа, но в местном аквариуме, он – самая страшная рыба.

Был.

Ощущение того, что власть переменилась и что он, Зябкин, неосмотрительно выпустил в мир что-то страшное, темное и жестокое, ввергло вурдалака в легкую панику.

Огненный взгляд колдуна, казалось, прожигал насквозь щуплого вампира.

Зябкин попятился, совсем так же, как это делала недавно его мать.

– Низший? – голос колдуна в покрывале прозвучал глухо, но у вампиров прекрасный слух. Зябкин услышал и оскалился.

– Слуга? – словно бы размышляя вслух, продолжал бубнить чернокнижник. – Упырь? Кровосос? Отлично! – и выпростал вперед длинную руку.

Зябкина точно под дых ударили. Сильнейший удар повалил парня на пол, невидимые руки схватили молодого кровососа за шею и потащили вперед, к колдуну.

Сил сопротивляться не было.

– Сожрет! – запаниковал Роман. – Совсем сожрет, все соки выпьет. – и попытался сопротивляться, вцепившись когтями в драный линолеум. Не помогло – его продолжало подтаскивать к колдуну, а по линолеуму расползлись длинные царапины, уродуя затертое покрытие еще больше.

– Встань, слуга. – приказал чернокнижник и Зябкин, перестав сопротивляться, опомнившись, отодрал руки от пола.

«Слуга? – озадачился молодой кровосос, осознав, что, по всей видимости, вредить ему, в данный момент, никто не собирается. – Ну, и ладно. Пусть – слуга. Хорошо, что не обед и не ужин.»