Кровь скоро подсохла, и я успокоился. На душе стало легко и заебательски прекрасно. И мне показалось, что я даже люблю всех этих уродов. Пусть думают, что хотят. Мне нравится драться, получать и давать пизды, потому что это и есть настоящая жизнь. Только в истязаниях друг друга мы познаём нашу вселенскую друг к другу любовь. И никаких искусственных эмоций, всё натурально – с засохшей кровью в ноздрях. Так же жить и впредь. Эх, давно, однако, не разбивали рыльца! Дождался своего, стервец!

***

Да, я ненавижу, мне чуждо быть равнодушным, но в ненависти моей один шаг до любви, вы же, все те, кто осуждают мою жизненную позицию, кто говорит, что я просто обижен и злюсь… Нихуя я не злюсь! Я просто взбешён от вас, равнодушные свиньи!

***

Бродский – мертвяк, ни одного живого слова нет. «Не выходи из комнаты» – стихотворение импотента, у которого ни на кого не стоит. У Верлена с Рембо на всех стоял, а у этого ни на кого не стоит: ни на мужиков, ни на баб. Интеллектуальщиной мазнёт в рифму, вот вам и шедевр. Чепуха! То же касается Мандельштама: ни страсти, ни любви, одно сюсюканье да бахрома на панталоны. Горца он в сапогах показал, да кому он сдался?! И все ему вылизывают теперь со всех сторон, как будто без него света не видели. Убили Есенина, убили настоящих русских поэтов, а этих карликов, эту шушеру на пьедестал возвели! Рабское племя, плебеи! Молитесь на них, гои!

Потому страсти в них нет, что совесть отсутствует. Национальная такая чёрточка.

***

Мой литературный герой не нравиться им, потому что он настоящий, он может быть злым или добрым, честным или подлым, ненавистным или любимым, но органически чуждо ему быть равнодушным. Основная масса же людей – равнодушные овцы, с них стригут шерсть, а они блеют в унисон, они равнодушно живут, равнодушно рожают и равнодушно трясутся со своими колясками во дворе, окружённые ореолом святости: у нас семья, у нас детишки. Благодаря им появляются такие, как Чикатило. Потому что приходят к выводу, что люди ничем не отличаются от тушёнки и можно резать их и рубить в солянку. И есть с картошкой!

***

Стою в переходе метро. Купил чизбургер и сосиску в тесте − ем. Низкорослая девочка с серьёзным лицом, обвешанная с обеих сторон плакатами с надписью «10 роз − 149 рублей», раздаёт листовки. Вот выходит дежурная по станции в красной шапочке, с нею детина милиционер с детским лицом. Гаркает что-то на девочку, и та послушно поднимается наверх − в холод. Дежурная с милиционером оглядывают снаружи «владения» и снова скрываются в подземке, как только они уходят, девочка спускается на пять ступенек ниже, чтобы ветер не так задувал. По её листовке не купишь 10 роз за 149 рублей, подарив, к примеру, одну прохожей старушке, а оставшиеся 9 – любимой девушке, потому что за обёртку с вас сдерут ещё полсотни и полтинник за ленточку. Но девочка выполняет честно свою работу. По возможности, согреваясь в переходе метро. Честно же выполняют её и дежурная с милиционером, выгоняя девочку на холод. Я доел и вхожу внутрь, иду к турникетам. А вот и он стоит: милиционер с детским лицом. Бабушка, наверно, собирает ему с собой пирожков на работу. И два бугая с ним в синих жилетах − проверяльщики херовы! Слышится здоровый мужицкий хохот. Небеспричинный.

***

Задирая до пупа колени, отчаянно скакал по льду, пытаясь успеть на трамвай. Чуть не зашиб каких-то провинциалов. «Как конь летишь!» − крикнули они мне в спину. Я счёл это за комплимент.

***

Если веришь в справедливость, умирать не страшно. Я видел таких счастливцев. Глаза их блестели, они были на грани религиозного экстаза, даже что-то выше того. И государство их как бы держало за руку в эту нелёгкую, но восторженную минуту, и говорило: «Ничего, сынок, ничего! Со всеми бывает!» Их казнь была поэтична, как закат солнца, и все присутствующие плакали.