«Он скоро закончит, – подумал Вишняков про старичка. – У него там всего пара брусков лежит».

Старичок тем времени сделал паузу. Он отложил пилу и заметил Вишнякова.

– Машь! Глянь! – громко крикнул старичок в сторону дома.

Старушка сразу же оказалась рядом, так быстро, что не заметно было, как она спустилась по ступенькам крыльца. Теперь соседи стояли вдвоем и смотрели на Вишнякова через забор.

– Здравствуйте! – Вишняков приблизился к забору. – Я ваш новый сосед. Снял дачу на все лето. Вишняков. Виктор.

– Ивановы, – сказал старичок.

– Ивановы мы, – подтвердила старушка.

– Очень рад.

– Хорошо, что кто-то приехал. А то вон кусты у вас на наш участок залезли, – Иванова показала рукой. – Ухаживать некому. И цветы розовые насеиваются. Вы уж их от нашего забора как-нибудь пересадите.

– Цветы?

– Пересадите? – Иванова строго посмотрела на Вишнякова. Он подошел к забору, разделявшему его участок и участок Ивановых. Никаких цветов он не разглядел.

– Вот эти ростки, – показала Иванова. – Розовые цветочки такие будут.

Вишняков посмотрел еще внимательнее. Пара сорняков каких-то и правда выросла, но не более того. Он впервые обратил внимание на огород соседей. Все здесь находилось в идеальном порядке. Каждое растение ухожено, все грядки отгорожены, подпорки растений выстроились в ряд и были строго одной высоты. Каждая яблоня аккуратно подвязана, цветник обрамлял ровный контур из маленьких кирпичиков.

Иванов тем временем вернулся к своему делу и скрежет возобновился. Он бросил рядом еще целую кучу деревяшек, брал и пилил их одну за другой. Иванова тем временем что-то еще говорила Вишнякову, он не мог ничего разобрать из-за шума. В паузе Вишняков спросил:

– Вы что-то будете мастерить? Для чего столько брусков?

– Это Семена Семеновича хобби. Он просто пилит. Нравится ему. Каждый день только этим и занимается. Очень успокаивает его, говорит.

Вишняков поторопился закончить разговор и вернулся в дом. Он плотно закрыл дверь и окна и сел за стол. Кажется, кресло под ним даже вибрировало, так громко работал на соседнем участке Иванов. «Где-то были беруши», – перебирал варианты спастись от шума Вишняков. Беруши не нашлись, но в чемодане оказались наушники. «Включить музыку, писать под нее», – Вишняков выбрал медленный трек и снова вернулся за стол. Но теперь в ушах звучала музыка и параллельно визжал и скрежетал какой-то другой, новый инструмент Иванова.

От звуков никуда было не деться. И в доме, и на улице стоял грохот. Он разносился эхом по улице дачного поселка и заполнял собой все вокруг. «Не смогу работать в такой обстановке!» – с ужасом думал Вишняков. Он встал и начал ходить по комнате, хватая то плед, то подушку и думая, с помощью чего еще можно уменьшить силу проникновения звука в окно.

Но внезапно скрежет прекратился. Вишняков выглянул в окно. Ивановы удалились в дом. Потом из открытого окна их домика, покрашенного охрой, раздались звуки звенящих тарелок. «Обедают, – понял Вишняков и поспешил к своему письменному столу. – Хоть что-то напишу, пока пауза».

Не успел он собраться мыслями, как появились завывающие звуки, но теперь совсем уже другие. «В том саду-у-у…» – протяжно завыла, видимо, старая виниловая пластинка. Начался заунывный и невероятно печальный романс о горестях судьбы и ушедшей молодости. Женский голос звучал с гулом, как будто из подземелья, проигрыватель при этом иногда скрежетал и захлебывался из-за поцарапанной заезженной пластинки.

Это было еще хуже, чем пила, и громко в такой же степени. Романс закончился, начался второй такой же. Потом прозвучало еще два, а потом они начали проигрываться сначала. «В том саду-у-у…» – опять голосил проигрыватель. Тем временем Иванов вышел снова поработать электропилой. Тогда Иванова в домике сделала проигрыватель еще громче. Теперь завывающие звуки перебивал скрежет, и все вместе это было кошмаром.