Он почти меня убедил. Потерявшись в океане новой информации, я перестала в чём-либо его подозревать и вообще – логически мыслить. Только беспомощно хлопала глазами, наблюдая за тёмной фигурой, сидящей в проёме распахнутого окна, по-свойски закинув ногу на подоконник. В его пальцах дымилась в мундштуке тонкая сигарета, полупрозрачная коричневая бумага чернела и плавилась, а вместе с ней плавилось и моё недоверие. После всего сказанного и увиденного я даже немного его жалела и больше не видела в нём врага – а зря.

Часом позже, когда в стельку пьяный папа понял, наконец, что ему пора лечь проспаться, а дядя Рома, с громким бульканьем опустошив желудок в нашем туалете, засобирался домой, Чернов как ни в чём не бывало вышел в коридор, чтобы попрощаться с моими родителями.

Мама упаковала ему с собой половину апельсинового пирога, до которого дело за ужином так и не дошло. Папа, шатаясь, попытался пожать руку. Чернов мягко уклонился от них обоих, а потом снова шагнул вперёд и положил ладони им на плечи.

– Вам лучше забыть о Нике, – дотронувшись одновременно до их главных шейных позвонков, вязким тихим голосом проговорил он. – Я о ней позабочусь. Отпустите её. Подумайте о втором ребёнке. Александр так хотел мальчика. Усыновите обычного малыша из детдома – и ваша жизнь будет лёгкой и простой, как прежде. Магическая реальность отныне останется за пределами вашего мира…

Всё это он произнёс так быстро, что я даже не успела его прервать или оттолкнуть. А дядя Рома к тому моменту, накинув пальто, и вовсе вышел на лестничную площадку, чтобы «глотнуть свежего воздуха», поэтому слов своего подчинённого не услышал.

Родители, оба словно зомби, растерянно кивнули и как-то странно, будто с облегчением выдохнули. Их плечи опустились, сбрасывая невидимый груз, лица разгладились. Улыбнувшись им, Чернов забрал контейнер с пирогом. Обменялся рукопожатиями с папой и, пожелав всем доброй ночи, шагнул за порог.

Едва накинув куртку на футболку я, прямо в тапочках, побежала за ним вниз по ступеням. Меня никто не остановил, даже не окликнул. Уже на первом этаже, выбегая из подъезда, я услышала, как хлопнула вверху за моей спиной дверь нашей квартиры. Не закрылась на замок, а просто клацнула язычком, но и этого мне хватило, чтобы по щекам потекли слёзы.

На улице было скользко. К ночи похолодало, и тротуары покрылись покатым льдом. Босые ноги в тапочках оставляли длинные косые следы на свежем снегу.

– Да как вы смели! – подбежав к тонированной чёрной «волге», воскликнула я. – Как вам не стыдно! Родители – это всё, что у меня есть!!!

Чернов помог дяде Роме усесться на заднее сиденье автомобиля, пристегнул ремнём, чтобы тот не заваливался, и тихо захлопнул за ним дверцу.

– Больше у тебя этого нет.

Так вот зачем он приезжал! Решил отобрать у меня самое дорогое – семью! Конечно, ведь если я останусь совсем одна, без корней, без прошлого, без поддержки, то мной будет гораздо легче управлять! Я боялась, что он убьёт их, а он сделал хуже – «убил» меня для них. Как мерзко!

Моя рука вздёрнулась в воздух. Я хотела отвесить ему пощёчину, но он пластично увернулся от моего удара. Достав из багажника щётку, принялся спокойно счищать с машины снег.

– Учись терять себя по кусочкам. Настанет день – и придётся потерять всё.

Домой, как ни странно, меня впустили и даже не забыли, как зовут родную дочь. Только вот ни моё мнение по поводу происходящего, ни вообще всё, что творилось у меня на душе, больше никого не волновало. Когда я вернулась и, пройдя на кухню, выбросила грязные тапочки в мусорное ведро, папа уже спал, а мама в одиночестве безмятежно пила чай, стоя у окна. Стоило чёрной «волге» отъехать от подъезда и скрыться за поворотом, она мечтательно охнула, не отрывая взгляда от ночной улицы: