«Меня назначили наставником сына Херу, значит, я должен испить эту чашу до дна».

Ни один мускул не дрогнул на лице Великой царицы, однако щеки ее покрыла бледность.

– Что ты сказал? – ледяным тоном переспросила она.

– Сын Херу пропал, – глухо повторил Яхмеси, не поднимая головы.

– Что, значит, пропал?

В голосе Хатшепсут послышались резкие нотки. Настолько резкие, что воину казалось, они режут по живому.

– Его нигде нет, госпожа Хенемет-Амон.

– Яхмеси, ты соображаешь, что ты говоришь?

Тон царицы оставался ледяным. Спокойным. Это сбивало Пен-Нехбета с толку. Заставляло чувствовать себя еще неуютней. А бывалый воин не привык быть в образе провинившегося мальчишки. Нет. Уж лучше пусть она повысит голос на него. Накричит. Прикажет высечь плетью или вовсе отрубить голову. Только не это ледяное спокойствие!

Шумно втянув носом воздух, Яхмеси проговорил:

– Госпожа. Каждое утро мы отправляемся на прогулку по Хапи…

– Да, я знаю, – перебила Хатшепсут, – на царской лодке.

– Ладье, – невольно вырвалось у того.

Старик пребывал в полной растерянности, пусть и пытался отчаянно скрыть ее.

– Меня поправлять не надо, – отрезала царица.

Пен-Нехбет бросил мимолетный взгляд на Хатшепсут и снова опустил голову. В очередной раз он подметил про себя, сколько же силы и властности в этой женщине. Прямая осанка. Приподнятый подбородок. Острый взгляд синих глаз из-под полуопущенных ресниц. Все в ее голосе и манере держаться подчеркивало решительность, твердость Ка. То, чего так не доставало нынешнему воплощению Херу.

«Да помилуют меня боги, и сам Аа-Хепер-Ен-Ра, за такие дерзкие мысли… но Джехутимесу был прав. Дочь пошла в отца… Такая же сильная… только более жесткая».

– Прости, госпожа, – Яхмеси постарался, чтобы голос звучал ровно.

– И что произошло дальше? – она не обратила на извинения внимания.

– Он не пришел на пристань в назначенный час…

Хатшепсут вскинула брови:

– Быть может, просто спит в своих покоях, а тебя решил не предупреждать? Мало ли что придет в голову мальчишке?

– Нет, моя царица, – покачал головой старый наставник, – я проверил.

Ее глаза сузились:

– Что ты проверил?

– Когда сын Херу не пришел на пристань в назначенный час, я отправился во дворец. В его покои… – он запнулся. Несмотря на ровный тон, слова давались с трудом.

– Говори, Яхмеси, – повелела Хатшепсут.

– Стража сообщила, что он не покидал их с прошлого вечера.

Царица презрительно дернула плечами:

– Я же говорила. Спит, как царская мышь[1] на солнышке.

– Мы вошли туда, – тихо сказал Яхмеси.

До сих пор Хатшепсут пыталась делать вид, что ничего серьезного не произошло. Что старый воин просто ошибся или в силу возраста зря нагоняет панику без причины. Однако где-то в глубине Ка она предчувствовала – сие не так. Она поняла это уже тогда, когда спускалась из своих покоев в тронный зал. Каким бы старым ни был Пен-Нехбет, он не стал бы беспокоить царицу без видимой причины. Уж он-то знал, как она не любит, если ее дергают по мелочам. Столько лет был наставником. И вот сейчас она осознала – то была лишь попытка внушить себе, что на самом деле все в порядке. Сын Херу никуда не пропал, а просто решил поспать подольше или над всеми подшутить. Теперь же Хатшепсут ощутила, как сильно забилось сердце в груди. Тем не менее, она ничем не выдала себя.

– Вы вошли в покои, – спокойно повторила она, – и что дальше?

– Они были пусты.

– Он мог покинуть их раньше.

– Стража клянется, что сын Херу не выходил.

– Куда же он подевался? Выпрыгнул из окна? С такой высоты? Но тогда он переломал бы себе ноги! Да и не добрался бы до него без чужой помощи. Слишком высоко.