Слыша, как уверенно звучит голос Мо Жаня, господин «Дачан» начал что-то подозревать.

Он с детства восхищался теми, кто ступал на путь совершенствования, однако его собственных способностей не хватало, чтобы стать заклинателем.

Несколько дней назад до господина Чана дошли слухи о том, что Жун Цзю пользовалась особой благосклонностью Мо Жаня, и он заключил с ней сговор: Жун Цзю должна была найти возможность отнять у Мо Жаня духовную силу, за это господин «Дачан» обещал не только выкупить девушку из публичного дома, но и поселить ее в своем доме, обеспечив ей безбедное и безмятежное существование.

Господин «Дачан» жаждал бессмертия, Жун Цзю – богатства, так что эти двое быстро нашли общий язык и сообща замыслили недоброе.

В прошлой жизни Мо Жань угодил в их ловушку. Несмотря на то что позже он воздал им обоим по заслугам, это происшествие дорого ему обошлось. В этой жизни, решил он, все будет совсем иначе: пойдя по шерсть, эта парочка вернется стриженой.

Жун Цзю заметила, что нрав нынешнего Мо Жаня по какой-то причине вдруг изменился. Еще несколько дней назад он вовсю гулял и срывал цветы удовольствия, нежась в объятиях Жун Цзю и мурлыча «Цзю-эр», «Цзю-эр»; сегодня же утром ни с того ни с сего забрал все ее ценности и сбежал.

Господин «Дачан» взбеленился до такой степени, что тут же потащил Жун Цзю на пик Сышэн жаловаться.

Купец понял, что его затея трещит по швам, и придумал кое-что другое. Если поймать Мо Жаня на горячем, то можно вынудить госпожу Ван лишить юношу духовной силы. Вот зачем господин Чан загодя надел нефритовую подвеску, способную впитывать духовную энергию: он надеялся собрать немного и заполнить ею собственное «море ци»[19], при этом не ударив пальцем о палец.

Видя, впрочем, что Мо Жань ни капли не испугался обыска, господин «Дачан» засомневался в самый критический момент. Может статься, что этот плут Мо Жань заранее избавился от награбленного, а сейчас только и ждет возможности обелить себя.

Однако, еще раз хорошенько все обдумав, купец пришел к выводу, что будет обидно отступать, когда все уже зашло так далеко. Ведь не исключено, что мальчишка просто пыжится, пытаясь взять его на испуг…

Пока господин Чан мучился предположениями, Мо Жань уже начал раздеваться.

С явной охотой сняв верхнее одеяние, он небрежно отбросил его в сторону и, расплывшись в улыбке, сделал рукой приглашающий жест.

– Прошу, обыскивайте на здоровье.

После тщательного осмотра на нем не обнаружили ничего, кроме мелкого серебра. Господин «Дачан» изменился в лице.

– Как такое возможно? Без сомнения, здесь не обошлось без уловки!

Мо Жань прищурился, и в глубине его темных зрачков заплясали лиловые искры.

– Вы ощупали мое одеяние раз десять, а меня самого с головы до ног – не меньше семи, – произнес Мо Жань, задумчиво потирая подбородок. – Мне осталось только раздеться донага. По-прежнему не желаете признать свою неправоту?

– Мо Жань, вы…

– А, я понял! – вдруг воскликнул Мо Жань, якобы осененный новой мыслью. – Неужели господин Дачан разыграл этот спектакль, потому что его прельстила моя красота и ему захотелось под любым предлогом сблизиться со мной?

Господин «Дачан» так разозлился, что казалось, вот-вот лишится чувств. Красный от гнева, он долго стоял, чуть ли не уткнув палец в кончик носа Мо Жаня, и молчал, не в силах выговорить ни слова. Терпение стоящего в стороне Сюэ Мэна давно достигло своего предела. Да, Мо Жань невыносим, но, что ни говори, он тоже последователь духовной школы пика Сышэн, поэтому невозможно мириться с тем, что какие-то чужаки его унижают.

Шагнув к «Дачану», Сюэ Мэн протянул руку и сломал торговцу указательный палец, с негодованием воскликнув: