– Ах… Не стоит гневаться, господин Чан, я… я… – растерянно пролепетала госпожа Ван.

Мо Жань усмехнулся про себя, подумав, что семья этого торговца солью по фамилии Чан невероятно богата, однако он почему-то не выкупил Жун Цзю, вместо этого вынудив девушку саму зарабатывать деньги. Кто поверит, что за всем этим не кроется нечто большее?

На лице Мо Жаня в это время сияла улыбка до ушей.

– А, оказывается, брат Дачан – видный купец из Ичжоу, поэтому и держится столь внушительно. Смотрю и восхищаюсь, в самом деле восхищаюсь.

– Хм, похоже, вы все-таки умеете разбираться в людях, – надменно ответил господин «Дачан». – В таком случае прошу вас поскорее проявить благоразумие, дабы не нарваться на неприятности. Почему бы вам прямо сейчас не вернуть отнятое у Цзю-эр?

Мо Жань засмеялся.

– Как странно! Ваша Цзю-эр ежедневно принимает у себя множество гостей. Так почему же, лишившись своего богатства, она торопится повесить всех собак именно на меня, а не на кого-то другого?

– Ах ты ж… – заскрежетал зубами «Дачан», изогнув губы в кривой улыбке. – Ладно-ладно, я догадывался, что вы станете ловко увиливать! Госпожа Ван, сами видите: господин Мо ведет себя неразумно, не желает ничего слышать и категорически отказывается признавать свою вину. Я больше не стану с ним разговаривать. Хозяйка здесь вы, а значит, и решение по этому делу принимать вам!

Простодушная госпожа Ван от волнения заговорила совсем сбивчиво:

– Я… А-Жань… Мэн-эр…

Видя, в каком затруднении оказалась матушка, Сюэ Мэн выступил вперед и сказал:

– Господин Чан, на пике Сышэн строго следят за соблюдением дисциплины. Если сказанное вами – правда и Мо Жань действительно нарушил как запрет на стяжательство, так и запрет на прелюбодеяние, мы сами сурово его накажем. Пока, однако, ваши обвинения голословны. Вы утверждаете, что Мо Жань – вор, но можете ли вы предоставить какие-нибудь доказательства?

– Я ожидал чего-то подобного от вашей школы, поэтому намеренно мчался сюда во весь опор, чтобы успеть увидеться с госпожой Ван до возвращения Мо Жаня, – с усмешкой ответил господин «Дачан».

Затем он откашлялся и продолжил:

– Слушайте внимательно. У Цзю-эр пропали два ху[17] жемчуга, десять серебряных слитков, пара браслетов, украшенных золотыми цветами сливы, пара жадеитовых[18] заколок и нефритовый кулон-бабочка. Нужно лишь проверить, не лежат ли эти вещи у Мо Жаня за пазухой, и тогда мы сразу узнаем, голословен я или нет.

– С какой стати вы будете меня обыскивать? – возразил Мо Жань.

– Ха! На воре и шапка горит, а? – Господин «Дачан» высокомерно задрал подбородок. – Госпожа Ван, какое наказание предусмотрено на пике Сышэн для тех, кто ворует и прелюбодействует?

– Делами… делами школы занимается мой супруг, поэтому я не… я не знаю… – тихо ответила госпожа Ван.

– Отнюдь, отнюдь! Думается мне, госпожа Ван прекрасно все знает, но намеренно уходит от ответа на вопрос, выгораживая своего племянника. Хе-хе… Кто бы мог подумать, что пик Сышэн на самом деле столь скверное, погрязшее в пороке место…

– Довольно! – прервал его потерявший терпение Мо Жань. – Моя тетушка уже сказала, что не знает, как следует поступить. Вам еще не надоело измываться над бедной женщиной?

С его лица исчезла привычная озорная улыбка, когда он повернулся к двум незваным гостям и вперил в них немигающий взгляд.

– Хорошо, я позволю вам себя обыскать, но, если вы ничего не найдете, как быть с той грязью, которой вы только что поливали мою духовную школу?

– Если мы ничего не найдем, я немедленно принесу господину Мо свои извинения.

– Пойдет, – радостно согласился Мо Жань. – Но с условием: если подтвердится ваша неправота, то в качестве извинения вы спуститесь с пика Сышэн на коленях.