Согласно Рашид ад-Дину, в «следственную комиссию» вошли потомки Чагатая, сына Чингис-хана, а также Джучи-Хасара и Тэмугэ-Отчигина, братьев Чингис-хана, а именно царевичи Тиреки, Тогай, Бай-Тимур, нойоны Хантун, Дурбай и вышеупомянутый Пулад-ака. Характерно, что среди «следователей» не было ни потомков Тулуя – ближайших родственников самого Хубилая, ни потомков хана Угедэя: большинство этих Чингисидов поддержало в гражданской войне Арик-Бугу.

Следствие свелось к допросу царевичей и эмиров из числа приверженцев побежденного брата Хубилая, причем поначалу Арик-Буга попытался проявить благородство по отношению к своим сторонникам и заявил, что именно он «был источником того преступления, [которое] получило распространение». Но его слова не приняли во внимание: Хубилай не захотел быть первым монгольским ханом, осудившим родного брата. Поэтому Арик-Бугу стали настоятельно допрашивать о том, кто именно из эмиров склонял его к провозглашению себя ханом, и ему пришлось назвать таковых[47].

Большинство названных им эмиров подтвердили слова Арик-Буги, и лишь один из них, Чин-Тимур, сам обвинил побежденного хана, сославшись в качестве доказательства также на свидетельство Булгая – канцлера при Мунке и Арик-Буге. Столкнувшись с противоречием в показаниях, «следователи» провели очную ставку Чин-Тимура и Арик-Буги. Как отмечает Рашид ад-Дин, последнему «пришлось туго» и ему ничего не оставалось, как пойти ва-банк, сказав Чин-Тимуру: «Раз так, то ты оставайся в живых, а я умру». Не желавший казни брата Хубилай был вынужден признать Чин-Тимура невиновным, как и Булгая, который «слышал слова Угедей-каана и Менгу-каана» и к тому же, как надеялся Хубилай, «будет свидетелем по их делам в этих событиях перед Хулагу-ханом и другими царевичами» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 167].

Однако вышеупомянутый царевич Асутай, сын Мунке, заявил, что готов обвинить Булгая в том, что именно он подтолкнул Арик-Бугу к борьбе с Хубилаем за трон. Очная ставка между ними была проведена, и Булгаю пришлось признать свою вину, после чего были вынесены смертные приговоры ему и еще девяти эмирам – приверженцам Арик-Буги как «злоумышленным советникам», вызвавшим гражданскую войну [Анналы…, 2019, с. 101; Рашид ад-Дин, 1960, с. 167].

Примечательно, что Хубилай в самом начале разбирательства напомнил, что в эпоху правления Мунке сурово наказывали даже «за незначительное сопротивление», задав риторический вопрос обвиняемым: «а что же будет с вами, возбудившими все эти распри, посеявшими среди всех такое волнение и смуту и погубившими столько царевичей, эмиров и войска?» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 166]. Тем самым он дал понять участникам процесса, что не может быть никаких альтернатив смертной казни для эмиров, если они будут признаны виновными в результате следствия. Естественно, «следственная комиссия» старалась собрать максимально веские доказательства их виновности для вынесения им смертного приговора на основании Ясы Чингис-хана [Анналы…, 2019, с. 103; ИКПИ, 2006, с. 74].

Когда настала очередь формальных руководителей восстания, т. е. Арик-Буги и его сторонников из числа Чингисидов, Хубилай созвал семейный совет с участием правителей улусов Монгольской империи – Берке, правителя Золотой Орды, персидского ильхана Хулагу и чагатайского правителя Алгуя. Им были разосланы приглашения, в которых уже содержался намек на то, что Хубилай намерен простить побежденных родичей: «Послали гонцов к Хулагу, Берке и Алгу [с такими словами]: “Так как по причине дальности пути и множества дел и событий вам не удалось присутствовать и поскольку в случае дальнейшего промедления возможно ослабление [власти] и непоправимый ущерб в делах окраин государства, то мы казнили их эмиров и допросили их обоих (Арик-Бугу и Асутая. –