Приговорив к смерти и казнив прямых потомков Чингис-хана, Мунке и его сподвижники не стали церемониться и с приближенными потомков Угедэя, которые никак не были связаны с заговором: обвинив этих лиц в соучастии, их привлекли к следствию и суду. Так, нойон Кадак, которого папский посол Иоанн де Плано Карпини характеризовал как «верховного управляющего всей его (Гуюка. – Р. П.) империи», и Чинкай, «протонотарий» (т. е. канцлер) при Гуюке [Плано Карпини, 2022, с. 183, 186], были вызваны в ставку хана. Первый пытался бежать, но был схвачен, допрошен, вероятно, под пыткой, поскольку «раскаялся и признался [в своих преступлениях]», после чего «был отправлен вслед за своими друзьями и товарищами», т. е. казнен [Джувейни, 2004, с. 422–423] (ср.: [Рашид ад-Дин, 1960, с. 137]). Что касается Чинкая, то этот 83-летний уйгурский сановник также попал под следствие, но, вероятно, не признал участия в заговоре, поэтому был отправлен к своему давнему недругу Данишменду-хаджибу (еще одному соратнику Чингис-хана и Угедэя), который с ним расправился. Это была, по-видимому, одна из самых последних казней в рамках исследуемого процесса: она относится к ноябрю-декабрю 1252 г. [Джувейни, 2004, с. 425; Рашид ад-Дин, 1960, с. 138] (см. также: [Buell, 1994, р. 185]).
Особняком стоит дело двух представительниц правящего семейства – Огуль-Гаймиш, вдовы Гуюка, после смерти которого она около трех лет номинально стояла во главе Монгольской империи (1248–1251), и Кадакач-хатун, матери Ширэмуна. Однако, несмотря на столь тесную родственную связь с руководителями заговора против Мунке, их, по всей видимости, не удалось самих обвинить в этом преступлении. Поэтому было выдвинуто другое обвинение – в колдовстве: сам Мунке в разговоре с Вильгельмом де Рубруком упомянул, «что Камус (Огуль-Гаймиш. – Р. П.) была злейшая колдунья и что своим колдовством она погубила всю свою родню» [Рубрук, 1997, с. 175–176][40].
Обе «госпожи» были доставлены в ставку Сорхактани-беки, матери хана Мунке, что весьма показательно: надо полагать, что именно влиятельнейшая представительница правящего рода должна была судить других его же представительниц. Тем не менее и в данном случае вся работа по сбору доказательств была поручена нойону Мункесару, который совершенно не церемонился со столь знатными подследственными. Согласно тому же Рубруку, обеих «бичевали раскаленными головнями, чтобы они сознались» [Рубрук, 1997, с. 132]. Рашид ад-Дин также упоминает, что к подследственным применяли не только мучительные, но и позорящие меры – так, Мункесар, «обнажив ее (Огуль-Гаймиш. – Р. П.), потащил в суд и допрашивал». Выбив из обеих признание собственной вины, их приговорили к казни через утопление, а имущество казненных хан приказал раздать своим приверженцам [Рашид ад-Дин, 1960, с. 138; Бичурин, 2005, с. 209; Золотая Орда…, 2009, с. 188].
Проведенный анализ показывает, что процессуальные отношения в Монгольской империи в эпоху Мунке уже были достаточно развиты и представители власти старались соблюдать некие базовые принципы их выстраивания. При анализе процесса мы достаточно четко выделяем следующие его этапы: возбуждение дела (по факту совершения преступления), задержание или вызов подозреваемых, собственно следственные действия (включая допросы с применением пытки, очную ставку и проч.) и передача собранных доказательств уже непосредственно лицу, выносящему решение или приговор.