Представьте, например, Гудериана, которому в тыл ударила его же танковая армия! Он-то только-только вознамерился легко поиздеваться над русский Иван на Курской Дуге, а его полковники, вдруг отказались его поддержать!

Так не бывает, но зато:

– Есть.

Дас ист фантастиш непревзойденной наглости. Тот, кто вас защищал, как послушник Собора Парижской Богоматери, ваш негласный телохранитель, вдруг – как гром среди вечернего неба – заявляет:

– Сегодня пойдешь со мной.

Ибо так сказать нелогично: кто его – собственно – просил о защите? Так – имелось в виду – между делом, ибо враг мыслился для всех, кто хотел выиграть здесь в карты, был не идиот из Собора Парижской – уже в какой раз – богоматери, – а другой слуга, который разорил своего немецкого хозяина и взял себе его доброе имя, – почти Рот Фронт, – а реально:

– Рот Шильд.

Он, как противник, отвлекал взгляды ото всех остальных претендентов. Точнее, их и вообще, кроме этого Рот Шильда больше никого не было, ибо он тоже вел довольно хитрую атаку, не как Игроки Достоевского, прикидываясь чайниками, он наоборот, так и говорил Бармену часто или, по крайней мере, иногда, и не просто:

– Я тебя обыграю всё равно когда-нибудь, – а:

– Раздену полностью! – и считал, что у него есть повод так говорить прямой, ибо он, Бармен, обыгрывал и этого прохиндейского молдавского еврея:

– Со смехом, – что тот вообще ни бэ ни мэ в этом деле, а лезет на рожон против профессора с большим стажем.

Ибо было известно – через одного местного друга этого Енота, который тоже пошел с ним вешать потолки в коровниках, чтобы подработать – что Бармен еще в совсем молодой молодости играл в карты с такими дядями и будущими бандитами, что этот Нерон – помощник Енота по коровам – тогда мог только смотреть на такие игры. Но тоже играл в карты, так как здесь, кроме Этого и футбола – больше вообще ничего тогда не было. Играл, да, но хотел выиграть – как, впрочем, и сейчас – только способом прятанья карт под жопу.

Наглости хватало и у него, но не такой, как ожидалась в недалеком будущем от смирного защитника Кори. Но Нерон иногда замечал эту наглость у Коряги, и по пьянке бил в голову так, что Коряга очумевал до буквальности – переставал соображать, где находится и что происходит, говоря после:

– У меня голова слабая, – но и кулаки у Нерона были побольше, чем даже у него.

Сейчас уже нельзя исключать, что Коряга – скотина – и тогда притворялся, пусть и не на все сто процентов. Сильней силы в нем была наглая хитрость – теперь вполне можно сказать:

– Кровожадного зверя.

И можно только удивляться, какие черти бродят среди пустоголовых обезьян!

Но Нерон и предупредил его, когда однажды зашел вместе с чуть скрытым темнотой Кори, чтобы занять денег, которые у него самого неожиданно кончились:

– Не играй ты с ними, – почти шепотом в отрытое окно.

Прием же был такой – для начала:

– Бармен берет денег побольше, потому что у Рот Фронта уже скопилось тысяч сорок, и обыграть его со ста рублями не получится, тем более, эта вторая скотина, но тогда еще считалось, что первая:

– Чуть проиграв, тут же просила подождать, – я сейчас схожу за деньгами, займу, – у какого-то начальника, который знал, что Енот в колхозе за удобства для коров получает деньги железными упаковками по многу тысяч сразу на всю бригаду. – Которая ему не раз уже била морду, за то, что этих денег как раз и не оказывалось, – а:

– Где?

Ответ, и ответ единственный: проиграл Бармену. Хитрожопого до самозабвения и к тому же твердолапого еврея Рот Фронта обыграли, несмотря на то, что действовал способом, так сказать: