– Сложносочиненного вранья, – не стесняясь показывал Бармену такие фокусы, что можно думать, думал только об одном:

– Не походи ко мне близко – я тебя боюсь, что могу остаться совсем без новой Девятки, которую ему обещали достать в областном центре такие друзья-музья, но только с прибалтийской помесью.

– Дай мне немного денег.

– Зачем?

– Сейчас верну, – и протягивал лапу через барную стойку, похожу на совковую лопату почти шагающего – если иметь в виду по силе – экскаватора, но не подумайте, что имеется в виду барная стойка, похожа на экскаватор, под которым когда-то работала легендарная почти, – нет, не Марина Влади, – а:

– Татьяна Конюхова, – его, этого Енота трудовая, мозолистая рука.

И брал рублей семьдесят десятками, а возвращал сорок. Зачем брал – неизвестно. Но тут же и следовало это саморазоблачение:

– Пересчитал деньги?

– Зачем?

– Пересчитай.

Абсолютно не было заметно, что десяток стало меньше, и уж тем более:

– Как этот Ротик сумел так их загнуть, что до сир кладет коровники, а не работает в цирке.

Какие люди, мой батюшка, а проигрывали ему, владельцу почти своего бара.

Явное двойное шулерство: не скрывает, что умеет так прятать карты, что и не только увидеть – заподозрить в жульничестве нельзя – сам всё рассказал, что умеет, но, конечно, делать этого никогда не будет.

Тогда, что же будет? – спрашивается.

Оказалось, что он и обыгрывал Бармена с помощью Коряги, но как – толком неизвестно, главное, что пока Енот отдавал Кори только на птичий корм, чтобы имелась возможность вообще заходить в бар.

И каким-то неизвестным образом Кори так научился жулить – скорее всего – метить карты так незаметно, что, обладая хорошим зрением, мог видеть только он один. Заметно было только, как внимательно он смотрит на сдаваемые карты. Это здесь.

В других местах, где тоже начали играть в Трынку – нагло придумывали правила, что можно легально подглядывать друг другу в карты, если реципиент не против – меняться картами:

– Нельзя, – но в принципе, – и это:

– Можно!

Бармен, раз попав по пьянке ради веселья на такую игру, заикнулся, что это бред пьяного ежика и вообще беспредел, – но Кори, как говорил Владимир Высоцкий:

– Молвил уже грубо, что здесь так играют-т.

Это деревня, а не город тебе.

Вот скотина. И можно было только плюнуть ему в рожу, и чтобы больше никогда на глаза не появлялся.

Однако забывается, и до такой степени, что и не верится, что в природе и обществе водятся такие твари, которые на завтра приползают, как ласковые змеи, что, мол, так и так:

– Надо было обуть одного лесопильщика.

А ты был пьяный, тебе всё равно хотелось только посмеяться.

И раз дело дошло до того, что Бармен отказался играть с ними, с Еной, имеется в виду, потому что бесполезно:

– Будет до утра бегать по городу, занимать деньги, чтобы отыграться, а когда везенье, – или что у них есть еще там – перейдет на обратную сторона – сил уже нет отыгрываться, ибо надо ехать домой за деньгами, а уже утро, спать очень хочется.

Коряга пока так и считался прислужником, и лично никогда здесь, на хате, где жил Енот у матрешки, которая никак пока не могла насытиться, как все – девушки из местного швейного ПТУ – иво приличным членом.

Хотя и могла догадаться, что больше ему нужна была двухкомнатная квартира и пожрать так хорошо, чтобы это было именно:

– По-русски, – а она была то ли шеф-поваром, то ли даже заведующей столовой, и готовить щи очень даже умела.

А то, бывало раньше, припрется в ресторан – не в этот, где работал Бармен, а при гостинице, следующий по счету годности для развлечения контингента:

– Картошечки с селедочкой, сделал мне, Валя, – я только с работы – мать его, в кожаном пальто, приехавши из коровника, находящегося в местном пригороде, – изжога мучает, поэтому минералки и водки тоже, само собой.