– Как перевести настоящее, – не говоря уж о будущем?

Хотя, будущее, пожалуй, легче.

Настоящее надо попробовать повторить. Например, что делать, если сосед по одной квартире, но разным комнатам, взял мои новые тапки и, вместо того, чтобы поставить там, где они ждали меня – не забыл оставить у своей кровати в надежде, очевидно, надеть без лишних их поисков и утром?

Автоматом – это значит:

– Подойти утром, когда он еще не совсем проснулся и устроить чухальник. – В результате, обоюдное мордобитие.

Можно сделать, оказывается, по-другому:

– Начать это событие еще раз.

– Так бывает?

– Да, сэр, именно за это открытие – а отнюдь не новой амебы – меня позвали в Голливуд.

– В Голливуд?

– Прошу прощенья, мэм: конечно, в Силиконовую Долину.

– Неужели существует такая возможность?

– Да, надо только догадаться еще вечером, что мои тапки стоят в другой комнате, и принять это к сведению не как нарушение обычного порядка вещей, а наоборот:

– Если так – значит так и бывает обычно.

– Так просто?

– Да, только в этот неуловимый почти момент, надо увидеть не этот, а уже новый мир.

– В котором находятся два мира: один с тапками на месте – другой – они в комнате соседа?

– Да, важно только успеть увидеть этот второй мир, чтобы принять его, как то, чего мы не ждали – как, например, прилета инопланетян – и действовать уже по нему, – но:

– Но, сэр?

– Обязательно со вздохом по миру.

– Да, сэр, я поняла, по миру, который мы потеряли.

– Почти, ибо нельзя забывать, что этот утерянный рай, был вами не забыт. Иначе мир Другой, как самостоятельный, вас абсолютно не устроит.

– А только на фоне утерянного.

И это хорошо тем, что, значит, это только временные неудобства общежития, а Там – как Джеймса Кука – нас ждут дома отдельные битком набитые стоящими к вам очередями из местных красавиц. Точнее, это Кук не удосужился найти здесь в Англии дом только со своими личными тапочками, – а:

– А, да, ты нашел меня на берегу, и спасибо, что не на воде завтра, а то со своим открытием, вряд ли догонишь мой завтрашний катер.

– Да, хотел повалять с тобой эту последнюю ночь в России, но теперь соглашусь на завтрашние гонки.

– Зачем?

– Ты заставила меня усомниться, и я не хочу прибыть в Штаты – если ты права – с пустыми руками.

– Ты можешь – если можешь – уже сейчас переставить тапочки из моей комнаты в свою.

– Да?

– Очевидно.

– Нет, мэм, не очевидно, ибо неправ и Сорокин, сообразивший, что и открытия – это только буквы на бумаге, – нет, это:

– Слова. – Что значит, часть смысла остается навсегда.

– Прошлое стирается не до конца – так называется твоё открытие?

– Есс.

Она довезла меня до буйков ночью, а дальше уже дежурил сторожевой катер, периодически освещая довольно мрачную воду.

– На прощанье ничего не хочешь сказать?

– Чего?

– Одно из двух. Или пароль на явке в Лас Вегасе или Сан-Хосе.

– Я хочу в Нью-Йорке.

– Зачем?

– Может, никогда и не придется, если сразу не попробовать.

– Хорошо, я тебе дам, но потом сам не сомневайся, если получится Динамо Машина, и ты ее не узнаешь при встрече.

Я махнул рукой:

– Хорошо, я согласен.

– Согласен с чем?

– Прости, но катер уже идет на разворот, если что я не успею.

– Успеешь на следующий заход.

– Там может уйти Луна, их ослепляющая на воде, внезапно появляющейся интерференцией.

Вода уже кончалась, а свет, ее преследующий – не отставал. Он безразмерный.

– Но сторожевой катер не должен заходить в нейтральные воды!

– Они узнали о плане вашего побега.

– Хорошо, я уйду в другой раз.

– В другой? Не получится. Тебя уже возьмут не только на карандаш, но и могут приставить тайную слежку.

– И даже вообще: перевербовать.