– Для этого и есть я.

Скоро оказалось, что ничего не выходит. Она пообещала обидеться и уйти опять в берлогу к медведям.

– Ты там была?

– Не притворяйся, что ничего не помнишь.

– Да, дорогая, я уже довольно давно и не собираюсь ничего вспоминать.

И только на третью ночь, когда Луна уже начала кончаться быть полной:

– Додумался.

– Что? Как?

– Пока не скажу.

По моему плану было ясно, что надо брать всю троицу – или даже тогда у заправки их было четверо, которые, я думал шли параллельным курсом, но вот только теперь нашлись.

– Боюсь, на это полнолуние у меня не хватит перегрузки, чтобы поднять всю вашу полутушу.

Она не поняла, что значит, не владела ситуацией также, как и я:

– В полной мере, – и думала, как многие сомневающиеся, что живут в одиночестве, а реально таскают за собой взвод, как Жан Кл Ван-Да и его друг Дольф Лунд, сержант-наполовину киборг, не обязательно уже заведенный, но уже обязательно таскающий за собой в кармане на груди шприцевые ампулы, чтобы быстро прийти в состояние такого аборигенства, что не только на Луне – на Земле и то любой проиграет им в личной схватке.

В последний момент передумал и послал ее одну. Пусть подумает на досуге, кто из нас главный. Почему Кук и остался на том Барбадосе, что убеждать в своей повелительности никого не надо. Все верят и так:

– Ты Моцарт – бог, несмотря на то, что сам об этом мало знаешь.

А так может получиться, как всегда:

– Она, она, он, – а я где, – спрашивается?

– Ты? Только собака.

И вопрос:

– Относятся ли собаки к парнокопытным, чтобы их брать на последний, отходящий от Земли Бортоносец?

И прибыл на лунный пересылочный пункт почти одновременно с ней, но вот именно в таком виде, как:

– Кошка и собака вместе.

Она очень удивилась и даже разочаровалась:

– Неужели до меня здесь были люди?

Мы – выходит – не люди.

Луна начала меняться, – а:

– Как с нее уходить, я пока не знал, и даже, если:

– Мы, – тоже не догадывался.

Ее пока не было точно видно, и я решил задуматься:

– Почему на Луне ничего, кроме песка не видно?

Более того, даже сказать нельзя, что живут. А должны, должны. Надо только открыть этот занавес. Мысли для этого недостаточно. И обратился к выкатившемуся из-за спины камню:

– Ты не есть Лунный?

– Вот ду ю сей?

– На Земле мы тоже ничего не видим.

И понял, что вижу! Но что, пока неясно. Только не самого себя. И что еще хуже, если мы не узнаем друг друга. Печальнее всего, если сработает навязчивая, как у Клауса фон Штауффенберга идея, наконец увидеть Хи, чтобы его ликвидировать.

И ответил, оглянувшись:

– Графом быть согласен – Хи:

– Надоел уже в прошлой жизни.

– Я никуда не поеду, – ответил.

– Хорошо, оставайся здесь неизвестно с какой Эмбер Хёрд, а мы уходим.

Но в последний момент передумал, с условием, что хочу поспать на Луне. И все поняли правильно, именно с Эми Хё. Так как Кеви Кост не смог это сделать из-за сиски-миськи болезни, хотя чего – так и осталось непонятным.

Я выдвинул столько непонятных для них условий, что решили сначала прямо здесь, на Луне сыграть в футбол.

– Как русские с немцами? – спросила Хё.

– Как немцы с англичанами.

– В Англии я уже зарегистрирован, как Энигма.

– Может быть, под псевдонимом?

– Я подумаю.

– Тогда, может быть, как русский?

– Вот из ё нэйм?

– Май-з Кру Иф.

– Такие имена бывают у русских?

– Да, Пеле, Гарринча, Эйсебио – все русские, – если кто не знал до сих пор.

– Эдуард Стрельцов, Олег Блохин, Марат Измайлов, Дмитрий Сычев?

– Помню, что знал, сейчас – простите – уже забывать начал, что это были русские футболисты.

И вот было принято окончательное решение, что играть будем здесь.

– Где, здесь? – по-честному не понял я.