Думал, что начальник этих поселенцев, но никто не обращал внимания на мои хождения вокруг да около рубимых ими деревьев. Наконец, один сказал:

– Доктор, мне ничего нет?

– Опять просит клизму? – спросил я другого.

– Скорее всего, кокаинум, – тоже пошутил ответчик.

Другой посоветовал:

– Ты ему должен самогонки полтора литра.

– Если не отдам, зарэжэт?

– Почему сражу это, но больше уже не получите.

– Чего? – спросил, но даже не стал дожидаться ответа.

А зря, ибо на пути к паровозу, через столовую с вывеской:

– Общая, – слово, видимо, было еще одно, и вот это уже произнесенное:

– Столовая, – но тут же кочегар с березовыми поленьями посоветовал:

– Называйте ресторан, тогда даст бесплатно.

– Общая, – начал я выяснение обстоятельств, что из чего тут превратилось: ресторан в столовую, или, наоборот, столовая до него выросла.

Но он сразу догадался:

– Если хотите можете опять сделать из него общую баню.

– Общую, или всё-таки по четным одни, а по остальным остальные?

– Это всё равно, так как всё равно привыкли мыться все вместе.

– Почему?

– Воды мало.

– Воды мало, – повторил я и вошел в этот забор, за которым не было даже крыши.

– Как здесь можно готовить круглосуточно? – спросил я.

– Вы правы, это будет невозможно скоро, – сказал голос головы, показавшейся из-под земли между двух поленниц.

– Ты кто?

– Ты, чё, Док, заблудился, что ли, не узнал?

– Тебе тоже я должен?

– Ты про Андрюху? Не обращай внимания, он говорит наугад, кто-то задолжал ему полтора литра самогонки, а кто – он не помнит.

– Так может я и задолжал, может когда-то и у меня был день рожденья.

– Не думаю, мистер. Вас здесь никто никогда не видел. И более того, мы уже давно не справляем этих Дней – чьего-то, но, точно вам обещаю – не нашего рожденья.

– Вас откуда набрали? – спросил я за обедом, перенесенным – пока строится новая столовая – в товарный вагон поезда, у которого их и было всего три, а последняя вообще платформа для перевозки леса.

После немецких лагерей? – добавил еще одну паузу их знаку молчания.

– Мы немцы, – сказала одна лесорубщица.

– Не верь ей, она говорит так нарочно, чтобы прощупать вас на место действия.

– Поставить на место? – попробовал я уточнить. И добавил: – Нет, я не немец.

– Но вы и на русского вруна не похожи, – сказал тот, кому я первому задолжал здесь полтора литра самогонки.

– Вы только не считайте нас за покойников, – сказал машинист, – а так нам всё равно, лишь не запрещайте нам пользоваться услугами этого Конца мира с его грибами, ягодами и рыбой.

– Вы не покойники, если любите еду.

– Вот здесь вы ошибаетесь, мистер, – сказал один, а другая добавила:

– У нас в Одессе это не едят.

– Да? – ничего не понял я.

– Мы отсылаем продукты натюрлих нашим любимым родственникам на Большую Землю, – сказала повариха.

Хотелось спросить, что они едят сами, но побоялся испортить себе аппетит, что они только едят:

– Вкусный Суп, – а:

– Какать совсем не умеют-т.

Что-то в них было, действительно, не то, хотя невооруженным предварительным знанием взглядом – непонятно, что они на самом деле имеют в виду.

– Покатай меня, – сказала она после обеда. И я решил, что, несмотря на ее ободранный вид, что-то имеет, но где?

– За душой, или между нами?

И, оказалось, действительно, увезла меня на паровозе куда Макар не гонял даже свои каравеллы с мороженой уже треской. Точнее, вряд, скорее:

– Соленой.

– Зачем так далеко ты увезла меня? – сначала спросил, а потом и наградил комплиментом.

– Не думай, мне не стыдно, мил херц, и перед другими показаться, какая я есть, но оценить реально, по достоинству, можешь только ты.

И не только подумал, но даже вынужден был сказать: