Спустя несколько минут я уже был в своей комнате. Знакомая обстановка успокоила меня, создав чувство безопасности. Кроме того, заплатив за проживание деньгами, вырученными за контрабас, я вновь мог включать безнадежное отопление, все раньше засыпая по ночам. Я пытался не думать о том, что сегодня произошло, и потому, стоя перед зеркалом в ванной комнате, мне никак не удавалось застирать брюки, которые стали грязными после моего падения.

Порой мне приходилось всматриваться в свое лицо часами, не находя в нем ничего нового – все те же морщины на лбу, все тот же несчастный взгляд. Однако сегодня, раз за разом вглядываясь в свое отражение, я все сильнее хотел от него избавиться, завесив зеркало какой-нибудь тряпкой. Я повесил брюки на спинку стула около обогревателя, чтобы к завтрашнему утру они были уже сухими. Откинув прочь все свои мысли, я решил пораньше лечь спать, продолжая делить свое скрипящее ложе вместе с самим собой.

Никогда до сегодняшнего дня я не спал так спокойно, как этой ночью. Услышав пение птиц за окном, за которым их никогда не было, я ощутил непривычное тепло в своей постели, которое не давало мне повода встать на ноги. В такие моменты было непонятно, спишь ли ты на самом деле или незаметно для себя начинаешь бодрствовать. Повернувшись на левый бок моя рука дотронулась до чего-то мягкого. Резко открыв глаза, я увидел перед собой то, что ожидал бы увидеть лишь во сне. В моей постели, которая всегда была наполовину пуста, теперь лежала обнажённая девушка. Вскочив с кровати я застыл с открытым ртом и не мог поверить своим глазам. Медленно повернувшись в сторону окна, я вновь переживал ночной кошмар, который никак не мог закончиться: когда ты пытаешься проснуться, но, как всем известно, сон прекратится лишь с чувством глубокого испуга. Оперевшись руками об подоконник, я зажмурил глаза и посчитал до десяти, чтобы понять правда это, или вымысел моего подсознания. Открыв глаза и посмотрев на свою мятую постель, мне вновь пришлось увидеть человека, находящегося в моей комнате по необъяснимой причине. Глаза девушки были закрыты, и она, словно в тесном гробу, лежала на левой половине моей кровати, держа руки вдоль своего тела. Шаг за шагом я все же приблизился к ней и медленно нагнулся, чтобы услышать ее дыхание. Ничего не услышав, я приложил руку к мягкой шее, чтобы проверить ее пульс. Лишь после того, как я твёрдо убедился в том, что она мертва, моя паника обострилась и я совершенно перестал понимать, что со мной происходит. В беспамятстве, я упал на пол и тихо зарыдал. Я вновь и вновь прокручивал в голове вчерашний день, закончившийся для меня так же, как и любой другой, за исключением нескольких деталей, которые не помогали собрать все воедино.

Мне вдруг вспомнилось детство, когда я, будучи совершенно неопределенным по поводу своего будущего, ходил на поэтические вечера, проходившие прямо под открытым небом заброшенного амфитеатра. Я помню ту сцену, где люди пожилого возраста и разных социальных положений зачитывали монологи собственной души. Их ноги не дрожали, и голос был полон эмоций. Словно те слова, из которых были сплетены целые судьбы, имели непосредственное значение к тому, что происходило в момент их чтения. Мне никогда не доводилось выходить на ту сцену, где эмоции переполняли чашу весов, отчасти потому что мое предрасположение к поэзии было сравнимо с птицей, пытающейся долететь до другой планеты. Более того, характер, которым я был наделен, никогда бы не позволил мне приблизиться к ступеням, ведущим наверх.

Одним холодным вечером, я, как и всегда, сидел на своём привычном месте в зрительном зале того самого амфитеатра. Люди уже начинали расходиться по домам, как вдруг я увидел старика с бумажкой в руках, приблизившегося к микрофону. Сидя в последнем ряду, мне приходилось вслушиваться в каждое слово, произнесенное автором во время чтения своего произведения. Старик же, заявив о своем приходе тяжелым дыханием, с легкостью разносившимся по окрестностям, остановил людей, вставших со своих мест. Казалось, я запомню то стихотворение на всю жизнь, однако, сейчас я мог вспомнить лишь первые строки: