Секретарь отвечает:

– Я просмотрела весь список работающих в этом здании, такого имени нет.

Ллойд почти бежит по бульвару Монпарнас, поднимает руку, чтобы поймать такси, но потом опускает. Он стоит на тротуаре, раздумывая, сжав в руке кошелек, который тонок как никогда. Хотя если уж ему суждено обнищать, то именно так и надо потратить последние деньги. Он останавливает такси.

В здание министерства охранники его не впускают. Ллойд снова и снова повторяет имя сына, говорит, что он ему срочно нужен по неотложным семейным обстоятельствам. Но безрезультатно. Он показывает аккредитацию, но у нее кончился срок действия еще 31 декабря 2005 года. Ллойд ждет снаружи, названивая сыну на сотовый. Иногда кто-нибудь из чиновников выходит покурить. Ллойд пытается найти сына с их помощью, расспрашивая, не работает ли кто из них в управлении по делам Северной Африки и Среднего Востока.

– Я помню этого парня, – сообщает одна женщина. – Он был тут стажером.

– Я знаю, а сейчас он в каком отделе?

– Ни в каком. Мы его не взяли. Кажется, письменные экзамены он сдал, а вот с языками провалился. – Она щурится и улыбается. – Я была уверена, что он соврал, будто отец у него из Америки.

– В смысле?

– В английском он безнадежен.

По просьбе Ллойда она откапывает старый адрес Жерома. Он едет на метро до станции Шато Руж и находит нужный дом: это старая развалина со сломанными воротами. Ллойд изучает список жильцов в каждом подъезде, выискивая имя сына. Но найти его не может. Потом он натыкается на неожиданную фамилию – свою. У кнопки звонка написано «Жером Бурко».

Ллойд звонит, но никто не открывает. Жильцы приходят и уходят. Ллойд садится в глубине двора и смотрит вверх, на закрытые ставнями окна.

Через час в воротах появляется Жером, но он не сразу замечает отца. Он открывает почтовый ящик, просматривает рекламные письма, потом плетется по дорожке.

Ллойд окликает сына по имени, Жером вздрагивает.

– Что ты тут делаешь?

– Прости, – говорит Ллойд, тяжело поднимаясь. – Прости, что нагрянул, – он раньше никогда так не разговаривал с сыном, с таким почтением, – пришел ни с того ни с сего, это не страшно?

– Это связано с твоей статьей?

– Нет, нет. Никак не связано.

– С чем же тогда?

– Пойдем к тебе? Я замерз. Я тут сижу уже какое-то время. – Он смеется. – Ты же знаешь, я старый. Может, я старым не выгляжу, но…

– Ты не старый.

– Старый. Я старый. – Ллойд протягивает руку и улыбается. Ближе Жером не подходит. – Я в последнее время думал о семье.

– Какой семье?

– Жером, давай поднимемся к тебе. Если ты не против. У меня руки заледенели. – Ллойд потирает ладони, дует на них. – Мне пришла в голову мысль. Я надеюсь, ты не обидишься. Я подумал, что, может, – если ты захочешь, конечно, – я мог бы помочь тебе выучить английский. Если мы будем регулярно разговаривать, ты его освоишь, даю слово.

Жером краснеет.

– Ты о чем? Я хорошо говорю по-английски. Ты же меня учил.

– Но ты ведь нечасто слышишь английскую речь.

– Я не хочу учиться. Да и где я возьму на это время? Я по горло занят в министерстве.

Чтобы доказать свою правоту, Ллойд переходит на английский, нарочно говоря очень быстро:

– Меня так и подмывает рассказать, что я все знаю, сынок. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя паршиво. Но почему ты живешь в такой помойке? Господи, просто невероятно, насколько ты похож на моего отца. Так странно снова видеть его лицо. Я знаю, что ты безработный. Я родил четверых детей, и ты единственный из них, кто еще соглашается со мной разговаривать.

Жером не понял ни слова. Дрожа от унижения, он отвечает по-французски:

– Ну и как я тебя пойму? Ты слишком быстро говоришь. Это смешно.