Я чуть не рухнула, ощутив ребро его ладони у себя между ног. Мои руки едва ли держали упор, не давая коснуться интимным местом его руки. В паху зажгло. В висках запульсировало. Я не могла смотреть в его глаза, хотя точно знала, что он не сводит взгляда с моих. Секунда и его ладонь, коснувшись меня “там”, легла плашмя на мат, и тут он отнял ее так же резко, как и просунув вначале. Я выдохнула и села на пятую точку. Сердце зашлось как у испуганной лисы на охоте. Халид издевался. Над собой ли не знаю, но надо мной точно. Казалось его развлекало все это представление. Послав напоследок непонятный взгляд, резко поднявшись на ноги, ретировался в зал к ученикам. Я успокаивалась. Жаркая тренировка подошла к финалу. Я надеялась уйти не прощаясь. Нелегко мне дались последние упражнения. Ноги снова заныли, руки тряслись, когда я спешно одевалась. Но по выходу из раздевалки натолкнулась на внимание обсидиановых глаз. Пришлось остановиться.

- Вы отлично справились, - похвалил Дамиров, хотя в его словах было больше иронии, чем правды. - Дома еще поработайте с растяжкой, в следующее занятие буду учить приемам. И, Гюнель, не вздумайте отмазаться. Иначе я решу, что у вас месячные, - и скривил рот в улыбке.

Я зарделась. Какого фига он меня провоцирует, да еще столь интимно напоминая о женских днях. Ему то что с этого?

- Не дождётесь, и отвернувшись почти бегом поспешила на выход. Мне послышалось или он действительно рассмеялся.

Я смотрю ей вслед, замирая.
Сердце сладостно зашлось,
в пароксизме утопая.

5. Глава 5.Спарринг.

Гюнель.
Я нервничала. Прямо с самого утра, зная, что предстоит занятие в пространстве спортивного зала и наглых руках Дамирова. Он вызывал какую-то странную смесь чувств, как в карри, где пряные и сладкие специи соревновались с острым и горьким. С одной стороны восхищало его мастерство при его небольшом опыте работы, с другой бесило упорство, с каким он наседал на меня.

- Мама, мы опоздаем и Халид Русланович будет ругаться, а я скажу, что виновата ты, - поторапливал меня сын.

- Все, все уже бегу, - но ноги связывали невидимые узлы, нехотя передвигаясь.

Мы все-таки опоздали. Думала тренер будет зол, не угадала. Он светился довольством, как будто предвидел наш “опоздун”.

Халид.
Увидел ее и не мог подавить улыбку. Боялся, что сольется и сейчас радовался ей, как дитя ёлочным огонькам. Нахмурил резко брови, она не должна видеть насколько я рад ее визиту. Ладони засвербели в предвкушении ее стиснуть. А Гюнель подготовилась: надела плотную под горло фуфайку и рукавами до запястья. Я понял: не хочет, чтобы касался ее кожи. Стало смешно и еще больше раззадорило.

- Вы опоздали! - вынес приговор, предупреждая, что штрафные санкции не минуемы.

В ее глазах на секунду промелькнул испуг, но тут же сменился вызовом.

“О, да, мамочка, как же ты заводишь меня, не представляешь!”

- Елисей, в раздевалку скорее, - подтолкнул легонько ее сына, желая поскорее остаться наедине.

- Здрасти, - услышал виноватый ее голос.

- Гюнель Захаровна, задерживаете тренировку, - не смог отказать себе поиздеваться над девушкой, называя по отчеству.

- Простите, Халид Русланович, это не повторится, - вернула она в ответ, вызывающе подняв подбородок.

Я смотрел в ее болотные глаза и увязал все глубже в их трясине. Я же бабник. Мачо. Казанова. Как меня только не называли женщины, я всех их любил “любить”. Встречал, боготворил, отпускал, не оставляя в своей сексуальной копилке лиц и имен. И они все в большинстве своем сами находили ко мне путь в постель. Гюнель была иной, доселе мне неизвестного замеса. Я ощущал ее присутствие в воздухе и казалось, что дышал неполной грудью, пока она не наполняла его собой. Подобное случилось впервые. И мне была непонятна реакция на эту женщину. То ли дело в ее возрасте, то ли в дистанции, что она держала всякий раз. И с каждым новым двухчасовым свиданием внутри меня начинал парить орёл.