В конце концов, и этот олень не устоял перед искушением. Неспешно, задевая мокрые ветки, побрел куда-то. Также и мы, под глухие звуки Максимова топора стали собирать вещи, надевать болотные сапоги, куртки и всё, что у кого было. К звукам топора добавился стук капель по листьям, и темный потолок над нашими головами протёк. Мы вышли, вскоре к нам присоединился Максим, тащивший на плече изрядно похудевшую булаву. Алик и Никита забрали свои, мы со Славой взяли три больших мешка. Никита кликнул собаку, и весь караван чинно направился через лес вниз по пригорку, на котором стояли чумы. Шли бодро, я с трудом успевал уворачиваться от шлепков мокрых веток.

Дождь усилился, лес подернулся белесым туманом, одежда прилипала к телу. Мы шли след-в-след через сырость и холод едва заметными тропинками. Лес был низкий и редкий. Время от времени нам приходилось огибать разлитые в тусклой и придавленной дождем пустоте жирные пятна топей, поросших чахлым мхом и травой. Вдруг что-то шевельнулось вдали. Поднимая вокруг себя сотни брызг, собака резко рванула и после нескольких прыжков исчезла из виду. Мы на мгновение остановились.

– Шабаш, – объявил Никита, оперся о ствол, задрал голову и внимательно посмотрел вверх. Остальные собрались вокруг, кто сидел на корточках, кто стоял. Достал из кармана пачку и пустил по кругу. Мы затянулись в безнадежной попытке сдержать потоп с помощью пяти огненных точек, пульсирующих в ритм нашего дыхания.

– Пёс-то твой где? – Спросил Максим.

Никита пожал плечами.

– Хороший, охотничий, – добавил Слава.

– Вернется? – спросил я.

– Таа… вернется…я бы хотел это увидеть, – проворчал Максим.

– Всё мужики, шабаш, если будем так сидеть, кедровки всё сожрут, – забеспокоился Никита.

Появились комары, снова принялись за своё. Я достал спрей от мошкары и опрыскался, что называется, от души.

– Есть желающие?

Моим предложением воспользовался только Миша, зато тоже от души.

– Пёс не дурак, – кисло изрек Слава, выглядывая из-под мокрого капюшона. – Сто процентов – уже вернулся в стойбище.

– Вот подлец, – сказал Максим.

– Грёбанный, – уточнил Алик.

Монотонный ритм пиканий на мгновение прекратился, чтобы взорваться чем-то вроде мелодии. Игра сменилась. Я придвинулся к Дмитрию и заглянул из-за спины. Теперь он правил лодкой, перед которой стояла задача перехватить как можно больше парашютистов. По обеим сторонам лодки было полным-полно черных треугольников, проступавших над водой и не оставлявших сомнений относительно судьбы неперехваченных парашютистов. С другой стороны камелька пристроились Максим с матерью над шахматной доской.

– Хи-хи-хи, – радостно пищала Татьяна, очередной раз побеждая сына молниеносной шашечной атакой.

– А как насчет шахматишек? – предложил парень, пытаясь оторвать мать от шашек, в которых у той не было конкурентов. Восторженно созерцая доску, она продолжала сидеть, обхватив ноги и положив подбородок на колени.

– Еще разок! Одну партеечку! – уговаривала она сына, потерявшего интерес к игре.

Я почувствовал рядом чьё-то присутствие, обернулся – собака, Мальчик. Пользуясь тем, что хозяева чем-то заняты, он влез в чум и теперь лежал и грелся у огня, беспокойно поглядывая по сторонам, не заметил ли кто его. Пиканье внезапно прекратилось. Собака поняла это по-своему, вскочила и тихо вышла из чума.

– Может, чайку? – предложил хозяин.

Аккуратно отложил гаджет и уселся поудобнее. Татьяна оставила шашки и засуетилась, собирая поесть. Повесила чайник на крюк и раздраженно принялась перетряхивать уже порядком исхудавшие мешки. Окончательный выбор пал на рожки с консервами, которые мы съели, жадно сгребая макароны со сковородки ложками и кусками хлеба.