Заранее догадываясь, о том, что он сейчас увидит, Макс метнулся в спальню, чтобы проверить комод, где хранилось их нижнее белье и, вдруг застыл как вкопанный. На глаза ему попался висевший на торшере бюстгальтер.

Какого черта!

Он бросил взгляд на измятую кровать, скомканное и сброшенное на пол покрывало, выглядывающую из-под кровати подушку, разбросанную по комнате одежду и попытался более детально вспомнить события вчерашнего вечера и прошедшей ночи.

Выпил на работе хорошего бренди с директрисой. Все чин по чину, без баловства, несмотря на её прямое приглашение к утонченному разврату. Подвез секретаршу до дома. Ничего такого – невинный поцелуй в щеку и тот внезапный. Потом вместе с Евой приехал в ресторан, на вечеринку, устроенную Бобом. Там пропустил «штрафной» фужер водки. Закусил. Опрокинул пару рюмок коньяку. Потанцевал. Затем вышел покурить на террасу. Познакомился с «конфеткой» в шикарной обертке. Как её звали? Лиля. Нет, кажется Лилит. Да, точно Лилит! Роковая женщина с «лаймовыми» губами. Она угостила рюмкой текилы.

Дальше воспоминания в памяти Макса возникали обрывочно. Наверное, из-за того, что где-то с этого момента спиртное в голову шибануло (вот что значит смешивать и нормально не закусывать).

Так, значит дальше они с Евой ушли пораньше. Машина. Подъехали к дому. Подъезд. Лифт. Дверь. Квартира.

Потом все как в сиреневом тумане.

Жаркие поцелуи. Страстные объятия. Горячие ласки. Обнаженная Ева при включенном свете. Её руки, кокетливо закрывающие лицо. Стоны. Всхлипы. Сладострастная вспышка. Полный кайф. Томительное упоение. Небывалый релакс. Легкая дремота. Объятия Морфея.

Полуденное пробуждение.

Неужели Ева обиделась? За что? Что вообще произошло? Он что, позволил себе что-то лишнего? Неужто так накуролесил по пьяной лавочке или ляпнул лишнего, раз Ева собрала свои вещи и ушла?

На эти вопросы могла ответить только она?

Отыскав в кармане пиджака мобильник, Макс набрал номер Евы. Металлический с укоризной голос в динамике сказал, что её телефон вне зоны доступа. Значит отключила.

Бросив телефон на кровать, Максим поспешил в ванную, быстро закончил водные процедуры, оделся, нашел в прихожей на полке ключи от машины, обулся, уже собрался выходить как модной мелодией о себе напомнил позабытый в спешке телефон. Макс бросился в спальню. Вдруг Ева звонит!

На экране смартфона высветилось фото с веселой физиономией Боба. Макс нажал на зеленый кружок с телефонной трубкой.

– Да?!

– Здорово, Макс! Как ты? Похмелиться не хочешь?

В голосе друга звучали теплые нотки понимания, видимо сам вчера хорошо выпил и, хворая, думал, что Максу тоже «не здоровится».

– Блин, Боб, какой похмел?! От меня Ева ушла!

– Куда ушла?! – в голосе Боба сквозило непонимание.

– Не знаю!

– А почему? Поссорились?

– Не помню! Но видимо где-то я здорово налажал.

– О-о, брат! Ты вчера был в ударе! Подтверждаю, ваша честь! Мог дров наломать. Надеюсь ты ей не причинил морального и физического вреда?

– Боб мне не до шуток. Она все свои вещи забрала. Все! Даже фотографии свои из рамок вытащила.

– Э-э, дружище, дело плохо. Давай мы с Аннель подъедем?

– Да нет, что вы попретесь ко мне через весь город. Тем более, что я сейчас хочу съездить к её сестре. Может Ева у неё. Если там, поговорю с ней, разберусь что к чему, объяснюсь.

– Ладно, брат, удачи! Держи меня в курсе. Если что звони, подскочу.

– Спасибо, Боб. До связи!

Макс отключил телефон и отправился на поиски Евы.


Старшая сестра Евы, Мария, была ровесницей Макса. Она уже третью пятилетку состояла в браке с водителем скорой помощи, где сама работала фельдшером, имела двухкомнатную квартиру в «хрущевке», троих непоседливых сыновей, любила младшую сестренку почти материнской любовью и, возможно, по этой же причине недолюбливала Макса, которого считала ненадёжным смазливым городским пижоном, слишком старым для Евы и чересчур самовлюбленным. Будь её воля, она бы Макса к Еве и на пушечный выстрел не подпустила бы. Но, к сожалению, Максим был выбором сестренки и, зная её тихий и вместе с тем упертый характер, Мария ничего не могла с этим поделать. Хотя, когда они с Максом изредка пересекались, она всем своим видом давала ему понять, что не для него, «стервятника», они с родителями «голубку» растили.