– Я знаю об этом, – сказал Наби.

А куда ж ты денешься, подумал Седлецкий. Вон как задергал кадыком… Но вслух продолжал:

– Как жест доброй воли… Готов упросить полковника, который разделяет мои взгляды, отдать вашему отряду эту партию.

– Отдать? – подался вперед Наби. – По акту?

– Нет, конечно… Вы должны имитировать нападение на дивизию. По вашим людям стрелять не будут. Только в воздух.

Бородатый долго молчал, прихлебывая остывший чай.

– Налить? – кивнул он на термос.

– Спасибо… Если позволите, у меня тоже есть вопросы. По прибытии в Москву я должен информировать людей, пославших меня сюда. Первый вопрос: какими людскими ресурсами располагает движение? Мы готовы помогать перспективному партнеру.

– Понимаю. Деньги надо вкладывать в надежное дело.

– Вот именно. Так какие у вас ресурсы?

– Вопрос, согласитесь, странный в нынешней ситуации, – бородатый командир обвел взглядом пещеру. – И все же я отвечу… В горах действует около двадцати тысяч человек. Задачи и методы, конечно, разные. Но объединиться, по моим подсчетам, могли бы до десяти-двенадцати тысяч стволов. Это развернутая дивизия.

– Неплохо, – сказал Седлецкий. – Второй вопрос: что вам нужно в первую очередь? Оружие, медикаменты, продовольствие?

– Оружие, – сказал Наби. – Продовольствие мы добываем сами. А лечиться будем, когда все закончится.

– Ну, что ж, – хлопнул себя по коленям Седлецкий. – Чувствую, мы договоримся. Остается лишь уточнить способы связи.

– Об этом позже, – встал бородач. – Мы пока уйдем. А с вами останется наш человек. Не обижайтесь, придется связать. Для вашего же душевного спокойствия. Саид!

– Мне это не нравится, – помрачнел Седлецкий. – Вы злоупотребили моим доверием!

– Готов принести нижайшие извинения, – наклонил голову Наби. – Но сначала постараюсь убедиться, что моим доверием не злоупотребили вы.

Не так прост мальчик, подумал Седлецкий. Тем хуже для него. Умные нам не нужны. Сами умные…

9

В медленном, горячем и вонючем поезде Акопов осознал, как легко работается дома. Не надо было напрягаться, вспоминая слова совсем чужого языка. Не надо было постоянно помнить о чужих обычаях. В Бахрейне, например, он однажды из-за этих обычаев чуть не сгорел. Обратился на улице к женщине с каким-то нормальным вопросом. Нормальным для московской улицы. Женщина-то была одета совсем по-европейски. Но на Акопове был клетчатый палестинский бурнус. А борода подстрижена в кружок, как у шейха из пустыни. И его приставания к незнакомой женщине, пусть и не с праздным вопросом, оценивались однозначно.

Здесь в поезде не надо напрягаться. Ехали они с Юсупом и Назаром в разных концах плацкартного вагона, не поддерживая, так сказать, даже визуальной связи.

Рядом с Акоповым расположился небольшой табор среднеазиатских цыган-люли. Глава семейства, пожилой добродушный пузанок с усами раджи, едва поезд тронулся, пристал к Акопову с предложением скрасить дорогу бутылочкой сладкого вина. Покочевряжившись из вежливости, Акопов принял предложение. Хоть и удивился: цыгане с чужими не пьют. Значит, меняются обычаи… Хозяйка проворно достала по первому знаку мужа лепешки, зелень, холодное мясо, конфеты. Цыганята завертелись и зажужжали вокруг конфет. Мать цыкнула – ребятня исчезла.

Разговаривали Акопов с хлебосольным цыганом на том узбекско-таджикском смешанном наречии, который обжил хребты Зеравшана и Байсунтау и который понимают все от Нукуса до Хорога. Цыган плакался, что старший брат зажал жигуль. Покупали его вскладчину, теперь он брату не нужен, поскольку тот недавно приобрел волгу.

– Совсем бандит! – стучал цыган по столу черным пухлым кулаком. – А у меня семья, сам видишь. Старший уже большой – на чем мальчику ездить?