Генерал никогда не скрывал, что по убеждениям он – активный «союзник». Так называли в Управлении сторонников возрождения Советского Союза. Однако генерал Федосеев был не только одним из бывших чинов в минобороны, но и членом парламентского комитета по военной реформе. А уж в этом качестве он упрямо, как бульдозер, пробивал идеи армейского строительства, идеи, почерпнутые из старого великодержавного сундука.
Федосеев откровенно – и на парламентских слушаньях, и в газетных интервью – высказывался, что «сувереннобесие» есть болезненное поветрие, вроде кори или гриппа. Переболеют, мол, младшие братья этой корью, надоест им махать возрожденными или только что выдуманными национальными флажками, оголодают – и потянутся вновь под крышу старшего брата, в общий дом… Потому, значит, надо сохранять старую структуру армии – вплоть до бывших военных округов. Пусть штабы этих округов и располагаются сейчас далеко от места будущей дислокации. Придет время – вернемся. И в Тбилиси, и в Ташкент.
Однако ветхозаветного оптимизма генерала Федосеева в Управлении не разделяли. Слишком далеко ушли младшие братья по дорогам суверенитета. И никогда они в прежнем качестве не вернутся в общий дом, хоть трижды воскреси Союз. Факт остается фактом: у России больше нет буферных республик. Она в очень короткий срок оказалась в кольце зарубежья.
Поэтому в Управлении стремительно сворачивали операции в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Пришла пора создавать агентуру, опорные точки, системы явок в непосредственной близости от России, буквально на территории вчерашнего Советского Союза. Задача эта облегчалась тем, что еще не все связи с бывшими братьями по лагерю были разорваны. Да и в самих республиках хватало людей, в том числе, во властных структурах, которые почти не верили в успех независимого развития собственных стран. Эти люди слишком долго служили Союзу, слишком много потеряли, оказавшись без этой службы… И еще они гораздо лучше рядовых сограждан сознавали силу имперских традиций.
С помощью этих людей – бывших партийных и государственных чиновников разного уровня – плелась сеть. Не будет Союза, но останется сфера имперских, то бишь, державных интересов. Эту сферу надо надежно контролировать. Американцы не потерпели ущемления собственных интересов ни в Гренаде, ни в Никарагуа…
Этого внутреннего закона сцепления разных стран и режимов, имперского закона, не хотел видеть за внешней оболочкой – единый флаг, единые границы – генерал Федосеев, старая перечница. Такие парламентские «несгибаемые» и вредили делу империи больше, чем кучка тщеславных президентов бывших союзных окраин.
Все равно подам рапорт, подумал Седлецкий, засыпая.
6
Дом Рахмата на тихой улице старого Ташкента, неподалеку от арыка Калькауз, был опорной точкой. Почти двадцать лет Рахмат возглавлял одну из резидентур в Пакистане, прикрываясь положением хозяина небольшой посреднической фирмы. Когда Советы ушли из Афганистана, исламабадского коммерсанта отозвали на родину. Он купил дом в Ташкенте и стал, по легенде для соседей, паспортного стола и собеса, ушедшим на покой мелким чиновником внешнеторговой организации. Жену, мол, схоронил на чужбине, детей Аллах не дал. Соседи искренне жалели бобыля, ибо одиночество в старости считается на Востоке немалой бедой.
Понятно, почему так радовался Рахмат-ака, когда у него изредка появлялись племянники из глубинки. Рослые, ладные, бритоголовые, в черных квадратных тельпеках, расшитых белым шелком, в неброских темных костюмах… Настоящие провинциалы, почтительные к старшим и уважительные к равным по возрасту. Юсуп работал экспедитором строительного управления, расположенного в Шерабадской степи, неподалеку от афганской границы. А Назар был экономистом совхоза, затерянного в зеравшанских горах.