– Тогда подбрось дезу: в дивизию Лопатина поступило новое вооружение. Следствие визита московских гостей. Все равно о нашем прибытии уже известно. Ещё хочу встретиться с партизанами.

– Зачем? – удивился невидимый собеседник.

– Долго объяснять, – жестко сказал Седлецкий. – Итак, подбрось дезу. Пусть нападут на Лопатина. Второе – сведи с партизанами. Завтра, кстати, мы выезжаем к вам в дивизию…

– Постараюсь, – вздохнул информатор.

Седлецкий возвратился во флигель и с чистой совестью забрался в постель. Только начал засыпать – пришел Федосеев. Растрепанный, в бриджах с широкими подтяжками и вислой майке.

– Выпить нема, Алексей Дмитриевич? – спросил с порога.

Седлецкий потянул из-под кровати дорожную сумку, достал плоскую стекляшку с армянским коньяком.

– Я один не могу, – объявил генерал.

Пришлось Седлецкому выбираться из угретого гнездышка, шарить в ободранной тумбочке. Стакан нашелся. Генерал посмаковал коньяк, кивнул на сумку:

– Зачем вам эта штуковина? Ну, пистолет…

– Стрелять из него буду, если понадобится, – пожал плечами Седлецкий. – Мы же в зоне интенсивных боевых действий…

– Можно посмотреть? – спросил Федосеев.

Что ты будешь делать, с таким любопытным… Генерал повертел ПМ, подергал предохранитель и бросил оружие на кровать.

– А вот это лучше…

И вытянул из-за пояса, из-под майки на необъятном пузе, древний «вальтер» с белесым от потертостей стволом.

– С пятидесяти метров – всю обойму в десятку кладу, как в копеечку! – похвастался. – Ну, не всю… Однако кучно. А себе, Алексей Дмитриевич, почему не наливаете?

Седлецкий и себе плеснул, приподнял стакан:

– За что пьем, Роман Ильич?

– За то, чтобы ноги отсюда унести, – серьезно сказал Федосеев. – Не возражаете против такого тоста?

– Не возражаю…

– Вам сколько лет? – спросил генерал.

– Ровесник Победы…

– А уже давно профессор. Завидую… Я вот академию бегом кончал. Диссертацию по какой теме защищали?

– По изафетной конструкции языка дари. Иначе его называют фарси-кабули. Если это что-то вам говорит.

– Тонко, – пробормотал Федосеев. – А к нам почему пошли?

– Потому и пошел, что ни в одной другой конторе мои знания не понадобились.

– А что, Алексей Дмитриевич, – прищурился генерал, – в здешних краях тоже говорят на этом… фарси-мерси?

– Да ладно вам, Роман Ильич, – усмехнулся Седлецкий. – Не ходите вокруг да около. Вы же не просто так заявились в час ночи – о филологии покалякать…

– Меня ваши проблемы не касаются, – сказал генерал. – Хочу предупредить: я в ваши шпионские игры не играю. Вот и все.

– А с чего вы взяли, что я тут играю в шпионские игры? Сами знаете, я здесь от комиссии по гуманитарному сотрудничеству.

Федосеев налил себе, выпил и сказал:

– Не вешайте лапшу на уши, профессор. Я кожей чувствую, что затевается некая пакость. Еще в Москве это понял, когда узнал, что вы едете с подачи Соломина. Где Соломин – там и пакость. Это по его приказу под Андарабадом кишлак сожгли. И все очень ловко свалили на душманов. Итальянцев с французами возили – фотографировать зверства моджахедов. Как же – независимая пресса! И пресса потом не возникла, когда базу Мавлюд Шаха ковром бомбили, напалмом и дустом посыпали. Вы не работали под Андарбадом, профессор?

– Справьтесь в личном деле, – холодно сказал Седлецкий. – И вообще. Роман Ильич, не вынуждайте подавать рапорт…

– Х-ха! – отмахнулся Федосеев. – Напугал ежа голой задницей… Не думайте, что я из ума выжил, старая перечница… Я просто сучьих методов не люблю! Даже воевать надо так, чтобы тебя потом не презирали. Понял, нет? Ну, бывайте здоровы.

Он ушел, а Седлецкий еще долго бесцельно глядел в темноту. Действительно, старая перечница… Он вспомнил Андарабад и поежился. Не спалось, несмотря на «ночной колпачок» коньяка. Он размышлял о Федосееве.