Мы начали карабкаться вверх. Руки дрожали от усталости, пальцы соскальзывали. Леший удерживал меня и помогал, но забираться приходилось самой. Вот и вершина. Ветер хлестнул мне крошками морской пены в лицо, раздул тяжелые складки насквозь мокрой рубахи. Как же холодно, великие… Я ойкнуть не успела, как меня резко сдернули с каменного лба вниз. Хорошо хоть я руки успела подставить.

– Я чуть нос не разбила! – зашипела я знахарю.

Дружинный не ответил, даже не поглядел на мою, изволившую сердиться, княжескую милость. Я проследила за его холодным взглядом и сама сильнее вжалась в камень.

Попали мы все же на остров. Большой, каменистый, нелюдимый. И хорошо, что полезли наверх, а не пошли обходить вдоль кромки воды – по берегу нам бы ни за что не пройти. С обратной стороны каменной кручи обнаружилась небольшая бухточка, способная укрыть от шторма и бури, а в ней прятались от погибельных волн три корабля: купеческий с Буяна и два норманнских драккара. И норманны грабили руянскую лодью. Вернее, грабили они до того, а сейчас всем скопом наседали на витязя в кольчуге из золотой чешуи, в украшенном самоцветами плаще. Он стоял спиной к морю и один отбивался от пятерых, сколько поместилось вокруг. Остальные норманны топтались чуть поодаль, ожидая возможности включиться в схватку. Шансов у воина в золотом доспехе не было ни одного.

Леший присмотрелся, глаза его удивленно округлились – дружинный даже привстал на камне, чтобы лучше разглядеть происходящее, а после повернулся ко мне:

– Ну, Ольга… – выдохнул он едва ли не с осуждением. – Коли уж влипнуть в беду, так чтоб непременно со смыслом? Иначе не умеешь? – и уже куда строже. – А теперь лежи и не двигайся!

С этими словами воин скатился с валуна в сторону, выхватил свою саблю из ножен и растворился среди редких кустов и гранита.

Ээээ… Ну, насчет "лежи и не двигайся" мне понятно. Не в первый раз слышу, но остальное… Что я опять успела натворить, не заметив?

Я аккуратно сползла с камня на землю, спустилась пониже, внимательно пригляделась к воину в самоцветном плаще… и едва не потеряла опору под ногами. Потому что с норманнами сражался великий князь Арконы.

– Сокол…

Разбойники сомкнули круг, еще немного, и Финисту будет не замахнуться.

«Улетай! – я закричала лишь в мыслях, зная, что он меня не услышит. – Ну улетай же, идиот! Они же тебя убьют!»

Финист оступился, бросил стремительный яростный взгляд, казалось, прямо на меня. Один из норманнов ушел в сторону, метнулся под княжеский меч, торопясь достать пропустившего выпад противника, и тут же рухнул Финисту под ноги с боевым ножом под лопаткой.

– Помощь примешь, княже? – долетел до меня нарочито веселый голос Лешего. Тот как раз ленивой походкой вышел из-за ближайшего к сражавшимся валуна, махнул изогнутой хазарской саблей и остановился неподалеку, вопросительно изогнув бровь. – Мне б тоже поразмяться не мешало.

Ответ не требовался никому. Скучающие в ожидании норманны переглянулись и двинулись на Лешего, на бегу занося мечи для удара. Знахарь довольно улыбнулся, будто иного и не ждал, развернулся в удобную для боя позицию, и от скрестившегося оружия только искры полетели.

«Мужчины… Вам что погибнуть, что по берегу прогуляться – никакой разницы. Ну ладно Леший, ему в драку лезть в удовольствие, но ты, Сокол! Сгинуть геройски решил? Где твои воины, где лодьи? Княжеская спесь умение думать отбила?!»

Я злилась. У меня пальцы сводило от страха за жизни дорогих мне людей, а эти люди, привычно посмеиваясь, стояли вдвоем против десятерых с таким видом, будто случайно заглянули на веселую пирушку.