Гроза, кажется, стихала. Во всяком случае, вспышки молнии не было уже минут десять, а то и больше. Сью вскочила и села на кровати, кутаясь в одеяло.

– Про него нельзя говорить днем, только ночью…

– И только в грозовую ночь, – съязвила я.

– Да, когда он не слышит, – закивала Сью, не заметив иронии. – Я видела его… своими глазами… – продолжила она, оглядываясь, словно чёрный человек проник в комнату.

Я проглотила замечание, что увидеть что-либо можно только своими глазами и никак иначе.

– Где же ты его видела?

– В лесу… на тропе, когда шла в деревню, сегодня вечером. Я шла к аптекарю, Баутер послала купить ей кое-что, а он выехал… о, Боже!

Вспышка запоздавшей молнии осветила комнату и огромные, полные страха глаза Сью на бледном лице. Потребовалось несколько минут, чтобы она пришла в себя и продолжила свою байку.

– Он выехал на тропу… на чёрной лошади, весь чёрный, без лица…

– Как это, без лица? Всадник без головы? – пробормотала я.

– Голова у него была. А лицо было чёрное, всё чёрное. Думала, окаменею…

– И что было дальше? – спросила я, чтобы дать ей выговориться.

– Я, кажется, зажмурилась или забылась. А когда пришла в себя, его уже не было.

– Может, тебе показалось?

– Смит, я видела его, как тебя вижу!

Я промолчала, понимая, что здесь не поможет ни ирония, ни обращение к здравому смыслу. Хотя, история с исчезнувшим пленником капкана, расскажи я её в ответ, прозвучала бы столь же неправдоподобно. Сью тоже замолчала, наверно, обидевшись. Пусть лучше обижается, чем боится, решила я. Вскоре она начала похрапывать, затем сморило и меня.

Утром в комнату проник скользящий солнечный луч. Сью спала, посапывая. Гленна так и не вернулась.

За завтраком обсуждали её отсутствие и, разумеется, принялись расспрашивать меня, соседку по комнате и предполагаемую подружку. Поворчали, что я не смогла сказать ничего вразумительного. Сью бросала на меня выразительные взгляды, видимо, намекая, что я не должна рассказывать о чёрном человеке при дневном свете. Но я и не собиралась этого делать, ни при дневном свете, ни при вечернем. Скорее всего, либо солнце было за спиной всадника, поэтому он и показался Сьюзен чёрным, либо ей что-то померещилось из-за жары.

После завтрака мне поручили чистку огромной угольной плиты. Прежде этим занималась Гленна, ворча, что скоро переберётся в приличный дом, где есть плита газовая, а то и электрическая, а они не требуют такой адской чистки. Закутавшись в фартук и вооружившись пахучим раствором, от которого плохо отмывались руки, я принялась за дело, повторяя про себя спряжение греческого делать, невесть откуда прилетевшее. Эго кано, эси канис, эмис канумэ…

Я так увлеклась, что заметила возникший на кухне переполох, только когда кухарка заторопила меня, сообщив, что к хозяевам прибыли нежданные гости.

– О, Смит! Отнесешь на второй этаж в гостиную свечи, коробка стоит около кладовой, – сказала мисс Баутер, заглянув в моечную, где я пыталась отмыть руки после волшебного раствора. – Надеюсь, знаешь, как пройти в гостиную.

В гостиную? Свечи? Меня, судомойку-золушку, отправляют в хозяйскую половину? Я удивилась и продолжила спрягать греческий глагол. Что же случилось с Гленной? Где она?

Раствор так и не отмылся, руки приобрели синевато-серый оттенок, как у русалки. В таком русалочьем облике и настроении, таща коробку со свечами, я отправилась в главную часть большого дома Хорсли, в котором не было ни газового, ни, тем более, электрического освещения. Эго кано, эси канис, эмис канумэ…

Я подошла к двери, за которой начинались хозяйские покои – дверь, прообраз которой так усердно крушили на моей родине, но я больше не хотела знать, насколько успешно. Вошла и оказалась в небольшом коридоре, в конце которого распахнутые створки большой двери из тёмного дерева вели, по всей видимости, в гостиную. Я прошла туда и попала в просторную комнату с высокими окнами, обрамлёнными тяжелыми шторами, и огромным камином. Несмотря на откинутые шторы и солнечные пятна, гостиная оставалась полутемной из-за мрачно-серых обоев, усыпанных золотистыми вензелями и ревущими львами. Ткань кресел и оттоманок казалась потертой, бронзовые подсвечники на стенах и столе напоминали об ушедших временах, как и зеркало в причудливой оправе между окнами и чёрный рояль с поднятой крышкой и клавишами, манящими спрятанной в них музыкой. Я поставила на пол коробку и огляделась. Ничего страшного не произойдет, если я просто дотронусь до клавиш… серо-голубыми пальцами в мозолях – напомнила я себе. Но искушение было слишком велико.