Она вздохнула, потянулась за кружкой, жадно хлебнула воды.

– Вчера я была у Джинны, сидела всю ночь, она заболела, вся горит. Аптекарь выписал лекарство, а у меня не хватило денег, чтобы выкупить его. Я пришла за деньгами, но мне так плохо… голова раскалывается и кружится… Сходишь в аптеку, Смит, и снесешь лекарство в коттедж Морас? Расскажу, как туда добраться.

– Схожу, – кивнула я.

– Ты попроси Баутер, она отпустит, если хорошо попросить.

Мне и просить не придётся, с каким-то непонятным удовлетворением подумала я, но Гленне сказала:

– Хорошо, так и сделаю.

Получилось немного не так. Дверь отворилась, мальчик-помощник камердинера просунулся в комнату и сообщил, что экономка рвёт и мечет в поисках судомоек, которые пропали невесть куда, в то время как в доме полным-полно гостей. Гленна рванулась было, но я остановила её и отправилась вниз на съедение доброй Баутер, которая не преминула высказать неудовольствие моим отсутствием, но ни слова не сказала об увольнении.

– Где Гленна? Явилась? – спросила она.

– Да, но она больна.

– Что с ней?

Я оставила вопрос без ответа и спросила разрешения сходить в деревню за лекарством для Гленны.

– Что-то вы мудрите… Что она? Догулялась? – ядовито спросила мисс Баутер и, помолчав, добавила: – Ладно, сходишь попозже. Сейчас полно дел, а рук не хватает. Иди, работай.

Я мыла посуду, которая стабильно поступала в мойку, мыла виртуозно, не разбив ни одного бокала, ни одной тарелки. Подносила уголь для плиты, протирала полы. Перемыв сотню послеобеденных приборов, вышла во двор из влажного спертого воздуха помывочной в душный жар улицы. Присела на скамью возле стены, прижалась ноющей спиной, закрыла глаза, уронив руки на колени.

– Out of the frying pan into the fire? – спросил кто-то совсем рядом.

Я вздрогнула и открыла глаза. Из огня да в полымя? Передо мной, покачиваясь на пятках, стоял полноватый джентльмен, разглядывая меня светлыми голубыми глазами.

– Что у тебя с руками, девушка?

Я уставилась на свои руки – серовато-синий оттенок стал бледней, но сохранился, ногти обведены синей каймой.

– Чистила плиту, – равнодушно ответила я.

– Понятно, – кивнул он. – Стало быть, помощь не требуется.

– Вот ты где, Проспер! Любезничаешь с прислугой? – раздался знакомый бас, и к любопытному джентльмену присоединился мистер Андертон.

– Идём, Проспер, нас ждут.

– Какое необычное лицо… скулы, надбровные дуги, карие глаза и волосы цвета… как называется этот цвет, Энтони… лесной орех? Нет… дюны на восходе…

Он словно препарировал меня. Хозяин хохотнул в ответ. Джентльмены ушли, а я сидела и думала… о дюнах на восходе.

Удалось освободиться только к половине шестого вечера. Да и то, уговорив Сью поработать в мойке, если это срочно потребуется. В комнате под крышей было тихо, Гленна спала, откинувшись на подушке, лицо порозовело и блестело от пота. Я разбудила её, задавив жалость. Она ахала, стонала, порывалась одеться и пойти самой, но в конце концов вручила мне шесть пенсов и принялась объяснять, как добраться до коттеджа Морас.

– Туда пойдешь через деревню, Смит, а обратно можно короче, через Гуляющий мост…

– Через Гуляющий мост?

– Да, его так называют… Только…

Она замолчала, я ждала продолжения фразы, застегивая блузку.

– Что: только? – спросила, так и не дождавшись продолжения.

– Да так, ничего. Там бродят всякие, но ты держись тропки. Или иди обратно через деревню. Возьми мой фонарь.

Я вышла из дома, вооружённая велосипедным фонарем, запиской к мисс Морас и монетами в кармане юбки. Духота стояла такая, что, казалось, её можно потрогать руками. Мисс Баутер сидела на той же скамье, устало опустив худые плечи.