Она не припоминала, чтобы Мина когда-нибудь называла мать Лиама по имени. И в картонной коробке с бесполезными вещами отца не было ничего, что могло быть с ней связано. Но это не значило, что ее не было вовсе. У Джейк слегка кружилась голова, хотя она ощущала странную приподнятость. Всю жизнь она почти ничего не знала о своей семье, и вдруг нежданно-негаданно на нее обрушилась эта лавина имен и событий, от которых у нее перехватило дух, – и это совершенно выбило ее из колеи. Очевидно, что она не на пустом месте родилась. Естественно, что ее предки корнями уходили в века, как деревья годами наращивая концентрические слои годичных колец, поддерживающих их стволы. Как же так случилось, что никогда раньше ей не приходила в голову мысль навести справки о своих предках? Ответ на этот вопрос был прост: ей некого было об этом спрашивать.

– Но даже если этот остров назван в честь моего прадеда, – проговорила Джейк, пытаясь вернуться к действительности, – он принадлежит компании «Холткорп». А если ты вообразил, что мы сможем его у нее отобрать, – значит, пыль повредила твои мозги. Спасибо большое, Сайлас, за эти сведения, но мне сегодня еще надо провести пять экскурсий, поэтому нам, пожалуй, пора идти.

– А что если я тебе скажу, что Харрис Гринвуд на самом деле не твой кровный родственник? – спросил он с лукавым, самодовольным выражением, которое всегда действовало ей на нервы. – И представь себе, мы можем доказать обоснованность твоих притязаний на остров Гринвуд. Включая этот уникальный лес, который, я знаю, ты так любишь и которому грозит опасность исчезновения. И дело здесь вовсе не в том, что твоя фамилия Гринвуд, а в том, что ты – потомок настоящего основателя компании «Холткорп» – Эр Джей Холта.

«Тогда я бы тебе ответила, что если ты прямо сейчас не уберешься к чертовой матери и не оставишь меня одну, чтобы я смогла выяснить, почему эти деревья болеют, – хотела сказать ему Джейк, – к этому времени в следующем году остров Гринвуд может стать голой скалой. И вопрос о том, кому он принадлежит, не будет иметь ровно никакого значения».

Но она молча смотрела, как он снял с плеча дорожную сумку и достал из нее тонкий блокнот в твердой обложке.

– Когда-то он принадлежал твоей бабушке, – сказал Сайлас, аккуратно сжимая блокнот кончиками пальцев. – Сначала мы хотели послать его тебе по почте, но я сказал коллегам, что ты очень недоверчива, и вызвался передать его тебе лично. И дело не только в том, что мне хотелось снова тебя увидеть, – поверь, это так, – но я очень надеюсь, что ты мне все еще доверяешь.

Джейк взяла блокнот в руку и почувствовала, как все ее существо накрыла волна магической зачарованности. Она раскрыла переднюю сторонку твердой обложки, от которой исходил слабый затхлый запах, местами потрескавшуюся, с красновато-бурыми пятнами. Она листала блокнот, и с его страниц мягко слетали сухие травинки и мельчайшие частицы черной пыли. Страницы были исписаны перьевой ручкой, аккуратным почерком, записи в дневнике разделялись на параграфы. Бумага цвета обжареного миндаля оставалась прочной, ее сделали еще в те времена, когда запасы древесины казались неистощимыми, а количество деревьев представлялось бесконечным. Тогда, приняв душ, человек мог вытереться целым рулоном бумажных полотенец, а сама Джейк расточительно напечатала свою диссертацию на одной стороне листа, использовав целую толстую пачку белоснежной бумаги.

– Сегодня вечером я уезжаю, – прибавил Сайлас. – Но мне позволили оставить у тебя эти записи до моего возвращения. Поэтому тебе не обязательно принимать решение о подаче искового заявления сейчас. И я бы не хотел, чтобы ты так сделала. Думаю, тебе надо прочитать это, все обдумать, свыкнуться с ощущением, которое возникает, когда узнаешь историю своей семьи. Единственное, о чем я тебя прошу: береги, пожалуйста, этот блокнот как зеницу ока – он чрезвычайно ценен. Прежде всего для тебя.