– Разве она такая красотка? Низкая, как карлик.

– Маркус, дорогой, не нужно судить всех по себе. Церер Кроцелл – милейшая чародейка, – елейным голосом сказала Кейлия.

Леди Аматея, казалось бы, вот-вот могла задохнуться от возмущения, в то время как уголки губ короля дрогнули в улыбке. Северин иногда искренне не понимал: то ли он считал перепалки своих детей милыми, то ли любил, как Кейлия подшучивала над Маркусом.

Со стороны могло показаться, что они близнецы: практически одинаковые овальные лица, тёмно-карие глаза, плавный изгиб бровей, пухлые губы, разве что волосы у Кейлии были немного светлее и более волнистые, а ещё намного длиннее. Волосы Маркуса доходили ему до плеч, и обычно он не собирал их, чем доводил короля до нервного тика. Тот считал, что Маркус всегда должен выглядеть идеально, тогда как Маркус считал, что «идеально» – это проснуться и не обнаружить, что его прекрасную шевелюру, которую он так любил, случайно состригли, да ещё и неровно.

– А ты уже влюбилась? – нашёлся с ответом Маркус, проигнорировав предостерегающий взгляд матери.

Та сидела по левую руку от короля, сын – рядом с ней, напротив Северина. По правую же руку от короля расположилась Кейлия, и даже в таком, казалось бы, простом выборе мест было видно, насколько король выделяет дочь. Она всегда была его любимицей, что проявлялось даже в мелочах.

– О, конечно. Безумно влюблена в церер Кроцелл, – сухо ответила принцесса. – Мы с Северином, должно быть, перегрызём друг другу глотки, лишь бы первыми пригласить её на свидание. Верно, Северин?

Он нахмурился, лишь на секунду растерявшись.

– Перед тобой церер Кроцелл точно не устоит, так позволь мне хотя бы попытаться очаровать её.

– Хватит, – наконец подал голос король.

– Разве вам не нравится, что мы обсуждаем нашу дорогую гостью?

Король свёл брови и посмотрел на него так, будто прощал это небольшое неповиновение, но Северин не собирался останавливаться.

– Разве вам не нравится, каким униженным и бесполезным я себя чувствую? Вы для этого и пригласили церер Кроцелл, верно? Чтобы лишний раз подчеркнуть, насколько я бездарен?

Северин прекрасно знал, что это не так. Дядя вовсе не хочет выставить его посмешищем или показать, что он ничего не может достичь. Именно из-за того, что король его любил, он и нанимал чародеев всё это время. Магия, проснувшаяся в простых людях, могла быть опасной, и король лишь хотел защитить Северина, потому что любил.

Но Северин устал постоянно терпеть неудачи и показывать, что магия ему не даётся. Находить общий язык с наставниками было всё сложнее, терпеть их упрёки – и того труднее. Будто он был чародеем, который с малых лет изучал магию, но никак не мог запомнить какую-нибудь простую истину. Разумеется, все чародеи были учтивы с ними, но в меру. Магия для них – воздух и жизнь, и многие искренне считали, что если Северин постарается достаточно, то справится.

Разве король не понимал, как это трудно: раз за разом видеть разочарование в чужих глазах, слышать, что чародеи больше ничего не могут сделать и отказываются продолжать? Разве не понимал, как это больно: пытаться обучиться магии, из-за которой, возможно, погибла его мать?

Северин устал терпеть всё это.

– Не говори ерунды, Северин, – тоном, не терпящим возражений, сказал король. Именно король, не дядя: суровый взгляд, прямая осанка, приказ в голосе и лёгкое осуждение в глазах подчёркивали, что сейчас он обращался к нему именно как правитель. – Не забывай, ради чего ты обучаешься на самом деле.

«О, да, конечно, – едва не выпалил Северин, – лишь бы показать, что Драганы сильны…