– Ч-черный. Там. Д-д-дда святится имя Твое, да придет Царствие т-т-Твое… Он там, там. – Все это подозреваемый проговорил, не меняя интонации, глядя на Теодору своими бессмысленными темными глазами.

– Карл, пожалуйста, соберитесь. Вы в безопасности здесь. Карл, о ком вы хотите рассказать? Не молчите, мы обязательно справимся со всем вместе, только не держите это в себе. Что вы пытаетесь сказать, Карл? – тихо проговорила Теодора.

Она чувствовала исходивший от него запах крови и пота, кислый запах страха и отвлекала себя, чтобы сохранять лицо бесстрастным. Карл поднял голову чуть выше, и она подумала, что он вернулся. Теперь он заговорит. Но тот посмотрел на нее как будто впервые. Вокруг темно-коричневых, казавшихся черными в плохом свете, радужек змеились лопнувшие, побагровевшие сосуды. Он искусал губы до крови, она запеклась, и рот его теперь выглядел рябым, бело-бурым.

– Это я сделал, – проговорил он, больше не заикаясь. Теодора отшатнулась, и как раз вовремя, потому что в следующую секунду Карл вскочил, выбросив вперед скованные наручниками руки, и заорал: – Это я сделал!

Оба мужчины у стены среагировали молниеносно. Не прошло и секунды, как Веринг прижимал подозреваемого лицом к кровати, придавив коленом поясницу, а Баглер склонился над Теодорой и поднял ее на ноги.

– Черный, черный! И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим! [4] – орал Карл, наполовину заглушаемый матрасом. Он отчаянно пытался вырваться, но от тщетных усилий только снова начал хрипеть. – …И грехи! Их всех, всех убил! Ибо есть Царствие твое! И сила! И я есть сила, ибо я убил!

Баглер поднял с пола диктофон и остановил запись. Формально в ней уже не было необходимости, но лишней не будет. Он жестом отдал Верингу указания вывести преступника: на улице его уже ждали полицейские. Баглер обернулся к Теодоре и ненадолго замер в замешательстве: в комнате ее не оказалось, только сумка и блокнот валялись на полу. Он подобрал ее вещи и вышел, оглядываясь по сторонам. Теодора шла по льду таким быстрым шагом, словно ступала по взлетной полосе, хотя даже не надела кошек. Они так и валялись в снегу у хижины, где она бросила их, когда вошла. Баглер подобрал и их, надел свои и ринулся догонять Теодору. На таком ненадежном покрове, как лед, передвигаться ему было непросто. Нога все время ныла сильнее обычного.

На выручку Баглеру пришла сама земля: впереди ледник обрывался и резко уходил прямо в пропасть. Теодора стояла у края и, часто дыша, смотрела вниз.

– Как хорошо, что летать ты пока не умеешь.

Она обернулась на голос, но, когда Баглер преодолел последнее расстояние до обрыва, снова отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.

– Нужно было дождаться меня. – Он не стал отчитывать ее так, как собирался. – Мы нашли орудие убийства в ущелье, рядом с местом преступления. Результаты еще обрабатываются, но это формальность. Оно принадлежит ему.

Баглер вздохнул, переваривая все произошедшее.

– Мне вообще не нужно было тащить тебя сюда. Если бы серп нашли раньше… Но он был невменяем, и мы не могли…

– И сейчас не можете! – перебила Теодора. – Он и есть невменяемый. Он не убивал эту девушку, Стиг, это сделал волк. Он сказал так, потому что напуган до смерти.

– Что ты говоришь, Теодора? Он признал вину, орудие убийства найдено. Проводница подтвердила, что это его вещь. Мы обязаны арестовать его, и спорить тут не о чем.

– Если бы ты не сомневался, то не потащил бы меня сюда. Но что-то не складывалось, ты ведь и сам чувствовал! Эти увечья нанес не человек. Он признался бы в чем угодно в таком состоянии, потому что нестабилен и напуган. Он не знает ничего, кроме безотчетного страха. Разве так обычно выглядят люди, совершившие особо тяжкое?