– Почему ты так сказал?

– Как? – не сразу понял Баглер, возвращаясь в настоящее.

– Удивился, когда я сказала, что тебе с ней повезло.

– Ты здесь психолог. Ты мне скажи.

Он не стал ждать ответа. Поставил пустой бокал на подоконник и, заложив руку в карман, двинулся прочь, оглянувшись на секунду, чтобы сказать:

– Поздравляю, Теодора. Ты заслуживаешь все это, в отличие от меня.

Она не успела ответить и теперь смотрела на его удаляющуюся спину, пока Баглер не затерялся среди гостей.

Теодора хорошо помнила, в какую мрачную задумчивость поверг ее тогда тот разговор. Она отразилась на ее лице и теперь.

– Почему ты рассказал мне правду об Авроре в тот вечер на приеме?

Баглер удивился ее вопросу, но, подумав, ответил:

– Я этого никому не говорил. Кроме тебя тогда. Знаю, что не должен был. Что это было по-скотски. Наверно, так ты и подумала, потому что вела себя по-другому после нашей беседы. Враждебно.

Теодора кивнула. Все так. Но продолжала ждать ответ на свой вопрос, пусть он и был ей уже известен.

– Мне вдруг захотелось, чтобы хоть один человек увидел правду. Захотелось поддаться слабости, которую я отрицал. Отрицал до того самого момента, пока не подписал бумаги о разводе.

– Знаешь, все почему-то думают, что психолог никогда ничего не боится, потому что во всем видит рациональность и клиническое заключение. Думают, что психологи в принципе не способны поддаваться слабостям, порокам, самообману. И все эти люди приходят к тебе и ждут волшебного решения своих проблем, но недоумевают, когда замечают в твоих глазах проблеск каких-то чувств. Что это? Она не должна бояться! Она же не должна чувствовать!

Баглер притормозил и съехал на обочину. Посмотрел на нее так, будто ничего более здравого и понятного он никогда не слышал. На секунду Теодоре захотелось спрятаться от этих глаз, но это прошло. Она смотрела в них, вкладывая в этот взгляд не вопрос или осуждение, как раньше, но понимание.

Когда они продолжили путь, Баглер был особенно внимателен к дороге. Теодора же потянулась к термосу и налила себе кофе. Было уже за полночь, когда она стала обдумывать предстоящее дело, чтобы не заснуть.

– Я не думаю, что проводник виновен.

– Почему?

– Никаких признаков сумасшествия не было в начале экскурсии, так? Люди не слетают с катушек по щелчку пальцев. Я таких случаев не знаю.

– Даже если увидел нечто такое, что лишило бы его разума за минуту?

– Если так, одна девушка вряд ли на такое способна.

– А это уже смотря какая девушка.

– Не смешно, Стиг! У нас убийство.

– Ты права, прости.

– Интересно пообщаться с ним. Почему-то мне кажется, нам есть чего опасаться.

– Не трусь. Ты же психолог.

Баглер усмехнулся, когда ему в плечо врезался несильный удар. Впервые за много дней он почувствовал, что возвращается к жизни, пусть и мчался при этом туда, где посреди льда его ждала сама смерть.

К рассвету людей у подножья Фолгефонны поубавилось, но издалека здание информационного центра все равно выглядело как растревоженный улей. Застегнув парку, Теодора выбралась из машины и потянулась, глядя на ледник. Отсюда он казался просто детской забавой. Сотрудники следственного отдела ждали их прямо в центре, освободив немного места среди стеллажей, заваленных картами, путеводителями, географическими справочниками и сувенирами, которые выглядели здесь крайне неуместно. Стоя рядом с Баглером, Теодора внимательно выслушала предварительную сводку с места преступления и, прежде чем облачиться в специальное снаряжение, отлучилась в туалет. Она долго смотрела на себя в зеркало. В призрачном белом свете лицо казалось каким-то ненастоящим, тени под глазами – слишком темными, а губы – слишком бледными. Она пригладила волосы, заправив их за уши с одной стороны, и вернулась к команде, думая о том, что откроется ей наверху.