И проделал все означенное.

– Минут двадцать она греется и льется сюда. Все, что нужно, находится на полках… Джафар?

Джафар замер в одной позе, разглядывая бортик ванны. От звука своего имени он вздрогнул.

– Да… спасибо, господин Раунбергер…

– Потом приходите к ужину. Вам, как я понимаю, только лёгкую пищу?

– И соки можно… Эйзен…

– А?

– Раз уж я тут… в качестве… сомнительной ценности домашнего питомца… можно просто «Яша» и на «ты».

– А меня тогда «Лёша», – улыбнулся Эйзен. – И прошу тебя, не надо нивелировать собственную ценность и свободу. Моя финансовая состоятельность вовсе не равнозначна моему властолюбию.

– В зале суда ты держался иначе, – заметил Джафар, смерив его взглядом.

– В зале суда, равно как и с деловыми партнерами я изображаю избалованного ублюдка, – объяснил Эйзен, похлопав Джафара по костлявому плечу. – В целях собственной безопасности.

– У тебя высокий IQ? – последовал неожиданный вопрос.

Эйзен задумался.

– Когда я ещё в лаборатории работал, был 185…

– А у меня – 158, – сказал Джафар. – Так что все-таки именно я тут буду домашним животным, если не возражаешь.

Эйзен не ответил. Саша предупреждал, что с Джафаром будет сложно, что в ответ на любое одолжение этот человек чувствует себя униженным и сам себя за свою гордость ненавидит.

Но все же, все же его нужно было вытащить, думал Эйзен, когда рассматривал своего нового питомца за столом.

Тот был спокоен и рассудителен; но время от времени в нем что-то словно вспыхивало – то ли страх, то ли вдохновение, то ли неверие пополам с восхищением.

– Ты ведь учёный? – спросил Джафар, проглотив последний кусок котлеты. – Я могу завещать тебе мой труп, хочешь? Мне приятно будет думать, что он не пропадёт.

– Ты мне лучше себя в живом виде предоставь, – сказал Эйзен. – Больше пользы.

Он до сих пор не привык к мысли, что умрет не завтра, понял Эйзен. Он похож на заблудившегося ребёнка, которому страшно думать о будущем, и он хочет препоручить это будущее случайному заинтересованному лицу. Иначе, как ему кажется, будущее может не состояться.

– Что? – тут же спросил Джафар, вглядываясь в его лицо, словно надеясь прочитать мысли.

Эйзен взял у него тарелку и направился к мойке.

– Ты не умрешь, Яша, – сказал он тоном, какой использовали для разговоров о будущем в старых советских фильмах. – Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

– Джафар смутился, но потом поделился новой идеей.

– Постараюсь, – сказал он. – Нет… Хочешь, я поклянусь в этом? Я не умру, чтобы вернуть тебе моральный долг.

Теперь уже смутился Эйзен.

– Я тебе из без клятвы верю, – сказал он, определяя тарелку сушиться.

– Нет-нет, не отказывайся, – попросил Джафар, поднимаясь со своего места и становясь напротив Эйзена. – Это нужно больше даже мне, чем тебе…

– Хорошо, – сказал Эйзен. – Говори.

– Я клянусь, – подумав, сказал Джафар, – что стану служить тебе столько, сколько ты пожелаешь, и никогда не предам твоих интересов. Ты можешь располагать мной, моими навыками и умениями во имя всего, что сочтешь нужным… если это не будет нарушением закона и или интересов законопослушных граждан.

Эйзен погладил Джафара по голове – чуть обросшей с весны и все ещё мокрой после ванны. Здорово ж они его перемололи, подумал он с горечью. До сих пор не понимает, на каком он свете, и остались ли в мире прежние ценности.

Но с другой стороны… у прочих и этого понимания не остаётся.

– Я принимаю твоё служение, – сказал он.

Малодушно захотелось куда-нибудь отсюда телепортироваться, однако дальнейшие события показали, что ритуал, который он посчитал сентиментальной глупостью, на самом деле оказался одним из самых правильных его шагов в общении с Джафаром.