– А он ещё не приходил, – сказала Мария Семёновна, хлопотавшая на кухне. – Утром ушёл в горы за насекомыми, и вот уже три часа дня… я уже тревожиться начала.

Джафар задумался. С одной стороны, хотелось есть. С другой стороны – и он начал испытывать беспокойство. Гулять по весенним горам в одиночку – та ещё затея. Хотя Леша – человек осторожный, должен знать окрестности…

Нет, все-таки следовало его поискать.

Вернувшись наружу, Джафар долго рассматривал горы с самой высокой точки, однако никого крупнее кекликов не заметил.

Тогда он начал вспоминать, каким маршрутом обычно ходил Эйзен. Выбор получался небольшим.

После двадцати минут пути вниз по серпантину нашлась сумка, с которой Эйзен обычно ходил ловить насекомых – забытая возле колючего куста. Вниз от нее уходил довольно крутой откос, заросший облезлыми деревьями. Джафар прошел несколько шагов дальше и всмотрелся.

Всю нижнюю часть откоса занимала осыпь, изобилующая мелкими корягами и срывавшаяся в пропасть.

А на самом ее краю, на спине, запрокинув голову, лежал герцог. Его левая рука, поднятая над головой, сжимала какой-то тонкий корень, а правая бесполезно упиралась в зыбкий каменистый грунт. Когда Джафар остановился наверху, Эйзен пошевелился, и два мелких камешка выскочили из-под его руки и подпрыгивая унеслись вниз.

– Не двигайся. – сухо приказал Джафар, надеясь, что слова до него докатятся. – Это я.

А сам лихорадочно соображал, что же делать. Даже без изучения физики и сопромата было понятно, что дела у герцога так себе.

Эйзен с явной осторожностью набрал воздуха и выдохнул:

– Там… в сумке…

Камешки заскользили активнее, и больше герцог ничего не говорил и даже пытался не дышать. Было ясно – если хоть немного нарушить равновесие системы, его ноги окажутся за краем, и корень, за который он держится, не выдержит.

Через секунду Джафар уже открывал сумку. Тонкая альпинистская веревка – очевидно ее Лешка имел в виду. Вернувшись, Джафар нашел подходящую ползучую сосну, перекинул веревку через нее и завязал петлю.

Стараясь не смотреть на цель, обвязался вторым концом веревки и начал, притравливая первую часть, медленно спускаться по осыпи.

В другое время он бы не решился на такое без дополнительной страховки, но сейчас для Эйзена каждая секунда могла стать последней. Интересно, сколько он уже тут лежит? И камни под ним в крови – явно травмирован.

За краем осыпи пространство терялось в плывущем тумане, иногда открывавшим в своих прорехах острые скалы.

Веревки не хватило. Буквально на полметра, но не хватило, и Джафар пожалел, что сложил ее вдвое.

Эйзен был тут; бледный и холодный, он вцепился в корень онемевшей рукой и не открывал глаз.

– Яша, – прошептал он, почувствовав, что тот замешкался. – Не рискуй понапрасну.

– Помолчи, – буркнул Джафар, соображая, как можно удлинить веревку. Получалось, что только за счет собственного тела.

Выругавшись, он закрепил петлю на запястье и начал развязываться.

– Держись, – бросил он Эйзену. – Мы не упадем. В крайнем случае повиснем.

– Было страшно умирать одному, – улыбнулся Эйзен. – А теперь ты со мной. И ты спасешься. Мне кажется, это было то, чего я всю жизнь желал: умереть, когда кто-то рядом. Кто-то очень важный для меня.

Шепот его эхом разносился по ущелью. Оно было готово принять его любым и превратить в себя.

– Я очень тронут, но лучше заткнись, – Джафар потянулся и, уже лежа, примеривался к запястью Эйзена. Он видел как рука герцога скользит, и понимал, что тот уже перестал ею что-либо чувствовать.

А в следующий момент стало понятно, что жизнь господина Раунбергера спасет только резкий бросок вперед.