– Теперь, когда с формальностями покончено, перейдём к обсуждению наших дальнейших действий? – невозмутимо заявила она, вздёрнув подбородок и выжидательно сложив на столе руки в замок.

После совещания в кабинете остались Костя, Марина и Клавдий. Императрица, дождавшись, когда все уйдут, вытащила из своей маленькой сумочки портсигар, пока господин Ястребов разливал по стаканам коньяк. Она закурила, сделала приличный глоток, а потом выругалась, да так грязно, что Костя поморщился. Марина редко давала волю чувствам, однако её можно было понять. Недвусмысленные намёки, обвинения и давление со стороны совета привели её в злобное расположение духа. Совещание прошло не по её плану, а подозрения, открыто высказанные господином Жуланом, встретили поддержку не только нейтрально настроенных членов совета, но даже в рядах соратников императрицы.

– Мы не можем и дальше скрывать положение вещей, – успокоившись, заявила она. – Благодаря лечащему императора врачу Герману, мне удалось добиться от мужа согласия на наши действия, однако, если станет известно о его болезни, все усилия пойдут прахом. Нас обвинят в подлоге. Мы можем всё потерять.

– Включая наши головы. Как Герману удалось привести в чувство отца? – Костя всё рассматривал печатный документ, лежавший перед ним, как дохлая змея.

Первые распоряжения император отдавал лично в присутствии всего совета, пока ещё сознание не так часто оставляло его. Этот же приказ был заверен только председателем Ястребовым и личным секретарём императора. Опасная комбинация в нынешних обстоятельствах.

– Нам повезло. Муж мой был достаточно светел разумом, чтобы понять, чего я от него хочу, – невозмутимо отреагировала Марина, хотя её рука дрогнула, когда она затушила сигарету, тотчас потянувшись за следующей. – Однако это временная мера. Рано или поздно, но… – женщина запнулась.

– Как только люди узнают, что его величество не в своём уме, начнётся хаос. Этим воспользуются революционные партии, и революция, о которой так беспокоится его высочество… – начал Клавдий, слегка улыбаясь, но при этом сохраняя серьёзность. Он кивнул в сторону Кости. – Произойдёт в течение месяца. И мы повторим судьбу аристократии Урласка.

– Но что мы можем сделать? Николая нельзя показывать людям. Невозможно предугадать, когда он будет в сознании. А значит, мы должны сами объявить о его состоянии. Так мы опередим наших врагов, – воскликнула императрица.

Марина откинулась назад, а Клавдий, подойдя к ней и чуть сжав её плечо, многозначительно глянул на Костю, о чём-то намекая женщине. Сообразив, о чём, она встрепенулась.

– Есть один вариант, способный разрешить ситуацию, – деятельно заговорила женщина, наклоняясь вперёд. Её глаза мягко засветились. – Вы знаете, император хорошо относится к Саше. Мой сын – единственный, кого он терпит и узнаёт. Мы можем упросить его выступить с заявлением… Подгадать подходящий момент, когда он будет в сознании! – лихорадочно продолжила она. – В истории бывали случаи, когда император складывал свои полномочия в пользу наследника. Объявим о неизлечимой болезни. Николай выберет Сашу своим преемником, от лица которого я и Костя будем вести дела до его совершеннолетия. Муж сможет отъехать в удалённое поместье подальше от людских и сэвских глаз. Я понимаю, это серьёзное решение. Понимаю… но что делать? Продолжать жить, как на пороховой бочке? Сейчас, когда нас ожидает война?..

По тому, как убедительно говорила Марина и не скажешь, что это её сокровенная мечта, а не суровая необходимость.

– Нужно, наконец, признать, что мы не в силах ему помочь. Костя, не смотри на меня так! – женщина поперхнулась сигаретой, и быстро затушила её о сервировочный поднос, затем прикладывая пальцы к губам, будто страшась собственных слов.